Чему только нас в школе учат, я вас спрашиваю! Ни языка коттоло, ни языка томба мы не знаем!
Освободившись от оков и пут, некоторые бедняги хотели бежать. Тогда Хорош-Гусь снова принялся успокаивать негров, уверяя, что им желают только добра.
Измученные люди боязливо жались друг к другу, а Хорош-Гусь продолжал увещевать… Внезапно самых сообразительных словно осенило… Наконец негры поняли, что свободны и что спасли их белые. Радость дикарей была столь же беспредельна, как минуту назад горе и отчаяние.
Они бросились к ногам спасителей, целовали колени и непрестанно что-то кричали.
— Так собака виляет хвостом при виде хозяина, — заметил Тотор.
Немного успокоившись, негры признали и своего колдуна Ламбоно. Теперь они были уверены в том, что бог Хиаши спас их, прислав колдуна и того белого, которого Ламбоно слушается и от чьего имени говорит. А может, тот белый и есть сам бог Хиаши? Кто знает…
С детской наивностью томба тут же пустились в пляс. Женщины забыли о недавних страданиях и даже о потерянных детях. Глаза их светились счастьем и благодарностью.
— Что нам со всеми ними делать? — недоумевал Тотор. — Управлять ими, полагаю, не так-то просто. Воют, рычат, точно дикие звери, а секунду спустя поют, резвятся и кротки, как невинные ягнята.
— Внимание! — насторожился Хорош-Гусь. — Коттоло что-то примолкли. К чему бы это?
— Пойдем посмотрим, — ответил Тотор, всегда готовый идти вперед.
— Нет, нет! — испуганно закричал колдун. — Дай-ка я сам!
Что-то испугало Ламбоно. Кто-кто, а он хорошо знал этих бестий и первого — Аколи, и боялся, что Тотор может прийти не вовремя и застать ужин по-африкански в полном разгаре. Тогда горячая голова снова полезет на рожон и придется выручать его. Ламбоно быстро вскочил на плечи какого-то негра и выглянул за ограду.
Однако то, что увидел Хорош-Гусь, превзошло все его самые смелые ожидания.
Аколи удалось-таки призвать своих людей к порядку. Что он им сказал? Каким образом вождь дикарей, еще вчера сам бывший первым гурманом среди каннибалов, смог прервать кровавое пиршество? Варвары на редкость умеют быть преданными. И Аколи лишний раз доказал это. Он стал кровным братом Тотора, подчинился победителю, уступил ему свой титул, а значит, обязан был держать слово, обязан был слушаться.
Аколи вновь завоевал прежний авторитет и поставил его на службу хозяину, нашел нужные слова, построил коттоло в шеренгу, разделил, как прежде, на отряды, назначил капитанов (он называл их «окри») и занял место во главе войска.
Трупы исчезли; их, очевидно, спешно закопали где-нибудь неподалеку. Негры сложили палатки, поймали лошадей и, что особенно поразило и обрадовало Ламбоно, погрузили на них трех арабов, которых не успели прикончить.
Уникальный факт в истории негритянских войн!
На остальных лошадей взвалили оружие, провиант и боеприпасы.
И что уж вовсе не поддавалось объяснению, так это то, что тело Ора-Ито положили на импровизированные носилки и четверо коттоло вызвались нести их в деревню. Ламбоно страшно обрадовался, потому что понимал, что сие внезапное превращение каннибалов в «порядочных» (по понятиям белых) людей доставит удовольствие его кумиру, его идолу Тотору.
Хорош-Гусь крикнул белым:
— Бегите оба сюда! Увидите, что мы не так уж свирепы, как вам кажется!
Друзья не поверили своим глазам. В самом деле, даже в оснащенном наисовременнейшей техникой театре такую молниеносную «чистую перемену» увидишь не всегда.
Аколи махнул рукой, и армия встретила своих предводителей восторженным приветствием.
Освобожденных распределили по отрядам, и через полчаса войско направилось к деревне коттоло. |