Тогда он осторожно подполз к арабам и полоснул ножом по ногам одного, другого, третьего… Все трое упали как подкошенные.
В это время подбежали Тотор и Меринос. Они хотели помочь несчастному, истекавшему кровью негру.
Ора-Ито приготовился нанести удар, но вскрикнул, увидев перед собой недавних гостей и защитников отца.
Тотор узнал сына Амабы, склонился к нему и крепко обнял.
Прибежал Хорош-Гусь. Ора-Ито что-то говорил на своем языке.
— Он благодарит, патрон, желает исполнения всех твоих благородных замыслов и… он умирает…
В самом деле, тело Ора-Ито изогнулось, забилось в предсмертной конвульсии, голова запрокинулась. Все было кончено!
— Бедный малый! — вздохнул Тотор. — Ты был отважен и силен, а теперь ты ничто. То же, быть может, ожидает и нас.
Подошел Меринос.
— Друг, — воскликнул он, — это ужасно! Коттоло добивают раненых. А кое-кого расчленяют, чтобы съесть.
Надо отдать справедливость Аколи и Ламбоно. Они держали слово, данное белым, и пытались остановить соплеменников…
Но что поделаешь с дикой ордой!
Коттоло не на шутку разозлились на майенба, и желание отведать свежей человечинки подогревалось ненавистью к предателям, согласившимся служить заклятым врагам и притеснителям туземцев.
Тотор и Меринос обезумели от гнева и отчаяния.
Растолкав возбужденных негров, они пытались отбить трепещущих от страха раненых.
Ламбоно и Аколи честно старались помочь друзьям. Но все усилия были напрасны…
— Патрон, — обратился Хорош-Гусь к Тотору, — делать нечего; если мы будем настаивать на своем, сами угодим им в лапы, ибо гнев этих безумцев обратится на нас…
— Что ж! Остается только одно — достойно умереть!
— Что толку, если мы все умрем? Разве от этого они перестанут быть людоедами? Видишь ли, месье Тотор, поспешишь — людей насмешишь. К тому же, по правде говоря, это и вовсе глупость. Не надейся, ты никогда не сделаешь из них цивилизованных людей. Ведь и меня ты обратил в свою веру не без труда, а я ведь все-таки прошел Монмартр. Неужели ты думаешь, что Аколи не сожалеет сейчас о том, что дал тебе это чертово обещание? Каждому овощу свое время. Они показали себя бесстрашными и дисциплинированными воинами, а это уже много. Прости им их маленькие слабости.
— И это ты называешь маленькими слабостями? Людоедство?
— Ну, во-первых, человека сначала умерщвляют; а какая кому разница, что с ним делают, когда он уже стал трупом?
В сущности, если закрыть глаза на циничность сказанного, колдун был недалек от истины. Тотор отдавал себе отчет в том, что абсолютно бессилен против вековых обычаев. Он взглянул на Мериноса. Бедняга побледнел и едва держался на ногах. Нужно было поскорее увести его отсюда, чтобы не видеть отвратительного зрелища.
— Пойдем! Мы за тобой! — сказал Тотор Ламбоно, и все трое направились к загону.
Их взору открылась страшная картина.
Пленных было человек сто. Разбуженные криками и стрельбой, не понимая, что происходит и будучи не в состоянии освободиться от пут и оков, люди пытались подняться на ноги, но тут же падали, давя друг друга.
Увидев Тотора, Мериноса и Ламбоно, пленники решили, что настал их смертный час, и завопили на разные голоса.
Хорош-Гусь уговаривал, объяснял, утешал.
Все трое принялись распутывать веревки, сбивать кандалы. Работа оказалась не из легких и заняла немало времени.
Когда друзья взялись за ножи, негры подумали, что их всех сей же час перережут.
— Как жаль, — вскричал Тотор, — что я не могу свободно говорить с ними. Чему только нас в школе учат, я вас спрашиваю! Ни языка коттоло, ни языка томба мы не знаем!
Освободившись от оков и пут, некоторые бедняги хотели бежать. |