Иисус перестал разглядывать валявшийся у его ног камешек и поднял глаза на собеседника.

– Но ведь ты не был спасен, – возразил он.

– А в этом не было никакой необходимости, – отозвался Тарзан. – Нам это ни к чему.

В давние времена центральной религиозной фигурой был женский архетип. Мужчина обладал творческой, созидательной силой, но именно в женщине мы наблюдали развертывание жизненного цикла: размножение, смерть и возрождение. Поэтому мы прославляли чувственность Богини Матери. Земледелие неразрывной пуповиной связано с Великим Чревом. А вот одомашнивание животных – занятие более позднее и в большей степени фаллическое – было шагом в сторону от Богини Матери и в направлении Бога Отца. Но гармоничное равновесие еще не было нарушено. И Пан стал олицетворением этого равновесия. Он многое связал воедино – своей прекрасной музыкой и своей продолжительной красной эрекцией.

Но когда появился ты, насколько мне известно, твое появление явило собой триумф Бога Отца над Богиней Матерью, победу иудейского Бога Духа над старым Богом во плоти. Крик, который ты издал при рождении, явился концом язычества и окончательно отделил человека от природы. Отныне культура станет доминировать над природой, фаллос – над женским лоном, постоянство – над переменами, а страх смерти – над всем вокруг.

Извини меня, Иисус, я знаю, что у тебя мужественная и любящая душа. Ты хочешь как лучше. Но оттуда, где я привык оттягиваться, все это представляется двумя тысячами миль бездорожья.

Иисус обратил взгляд к небесам в поисках совета, но увидел лишь ангела, что повис над их головами подобно вывеске над входом в телемастерскую.

– Тогда это объясняет твое желание погрузиться в собственную Нирвану, – произнес он наконец.

– Можно сказать и так, – согласился Тарзан, вставая и потягиваясь. – Зачем же мне разбивать голову об абстракцию пениса? А ты – что ты делаешь в этой кишащей змеями пустыне, поджаривая задницу на раскаленных камнях?

– Готовлюсь к моей миссии.

– К чему? К какой такой миссии?

– Изменить мир.

Тарзан хлопнул себя по боку так сильно, что губная гармошка даже сплющилась.

– Но ведь мир постоянно меняется! – проревел он. – Пусть не слишком сильно, но все же меняется! Он меняется от одного времени года к другому, от льдов к тропикам. Он изменился, из пригоршни космической пыли он превратился в улетный, отвязный шарик, каким мы видим его сейчас. Без чьей либо видимой помощи он меняется каждую небесную секунду. Зачем же ты хочешь засунуть в него свой нос?

– Народы мира сделались злы и лукавы, – с мрачным видом произнес Иисус. – Я всей душой верю в то, что смогу уничтожить зло.

– Зло – это то, без чего невозможно добро, – произнес Тарзан, надеясь, что его слова прозвучат не слишком напыщенно. – Добру и злу приходится уживаться в этом мире для того, чтобы мир мог существовать дальше. Люди не стали злыми, они просто утратили равновесие и теперь смущены тем, в кого они превратились.

С этими словами он уселся верхом на козу и шлепнул ее ладонью.

– Боюсь, малыш Иисус, что ты приведешь их в еще большее смятение!

Дитя джунглей собралось тронуться в путь, но Иисус успел подняться и схватить козу за хвост.

– Эй! – позвал он своим густым, оливково зеленым баритоном.