— Прошу вас, Кошкарт, — взмолился Декан, — что-нибудь одно. «Так не поступают» и «неплохая мысль» — или то, или то.

— Подумайте, как будет выглядеть Богдер? Плохая слава для социалиста. Заголовки в газетах. Так их и вижу. И Богдер заткнется.

Постепенно до Декана начал доходить смысл этой шрапнельной скороговорки.

— А-а, — протянул он.

Генерал злорадно подмигнул:

— Неплохо задумано?

Декан нетерпеливо наклонился к нему:

— Слышали о таком субъекте, Каррингтоне? Корнелиус Каррингтон. Тип с телевидения. Распинается про экологию. — Декан почувствовал, что и сам заразился шрапнельным стилем генерала, но он уже вошел в такой раж, что это его не смутило.

У сэра Кошкарта горели глаза, а ноздри раздувались, как у бронзового боевого коня.

— Прямо в точку. Влиятельный малый. Лучше не придумаешь. Грязная работа по его части.

— Правильно. Можете устроить?

— Приглашу. Сноб. Визжать будет от восторга. Навести его на след — такое начнется!

Довольно посмеиваясь, Декан допил свой джин.

— Случай в его вкусе. И хотя мне претит мысль о еще большей огласке… Этот несчастный паренек, Пупсер, наделал нам массу неприятностей. Но если наш приятель Каррингтон заставит сэра Богдера призадуматься… Вы уверены, что он приедет?

— Приедет. Займусь этим. Мы в одном клубе. Не знаю, почему его не забаллотировали? Обделаем дельце завтра.

Вечером, покидая Кофт-Касл, Декан был почти счастлив, хотя еле-еле, неверной походкой доплелся до машины. В привратницкой он заметил Кухмистера, который сидел, уставившись на газовый рожок.

«Надо спросить его, как мы выступили», — пробормотал Декан и вошел в привратницкую.

Кухмистер поднялся.

— Я не смог посмотреть регату сегодня. Как там?

— Обошли нас, сэр, — удрученно ответил Кухмистер.

Декан печально покачал головой:

— Жаль, но не беда, наверстаем в мае.

— Да, сэр, — подтвердил Кухмистер без обычного своего энтузиазма.

«Стареет, бедняга», — подумал Декан и, оступаясь, побрел по двору мимо красных фонарей, освещавших последствия сексуальной невоздержанности Пупсера.

13

Корнелиус Каррингтон отправился в Кембридж на поезде. В Британской железной дороге есть что-то устойчивое, неизменное, гармонирующее с той сладостной тоской по прошлому, которая была отличительным признаком его программ. Он сидел в вагоне-ресторане, пил крепкий — и такой традиционный! — чай, раздумывал о неожиданном приглашении сэра Кошкарта и разглядывал попутчиков. Поезд задребезжал мимо многоэтажек и фабрик Хэкни и Пондер-Энда. Каррингтон поспешно отпрянул от окна — отпрянул от вульгарности реальной жизни — и задумался: а не попросить ли еще чаю с тостом. Каррингтон предпочитал жить в собственном, отгороженном от реальности мирке. Мирке, где царили пастельные тона, неопределенность, неуверенность. Однако, ораторствуя на телеэкране, он и впрямь казался Иеремией, хотя и исполненным кротости. Передачи его выходили нерегулярно, но всегда очень кстати. В них он гневно обрушивался на панельные многоквартирные дома, порицая их с моральной и эстетической точки зрения, и пел хвалу затейливым мостовым и причудливым особнякам в псевдотюдоровском стиле: по его мнению, они воплощали чистоту нравов в предместьях. Но крестовый поход Каррингтона не ограничивался архитектурой. С истинно религиозным жаром, но без малейшего намека на какую-то конкретную религию он призывал к достижению недостижимых целей.