Я наскоро вытерлась, снова натянула трусики, джинсы, носки и туфли. Рубашку с котенком надеть было невозможно, ворот у нее совсем промок. Я не знала, что делать. Ужасно не хотелось возвращаться в комнату полуодетой.

Вита постучалась в дверь:

— Эм, открой!

Она принесла мне черный джемпер и джинсовую курточку.

— Это все ее. Сказала, их нужно будет вернуть.

— А она думала, я их себе оставлю, что ли? — прошипела я. — Кому нужны ее мерзкие шмотки, мне их и надевать-то противно!

Я натянула черный джемперок. Сара взрослая, а я еще ребенок, но джемпер на меня еле налез. Я знала, что он обтягивает все мои выпуклости, и поскорее прикрыла его джинсовой курткой. Даже и та была мне тесновата.

Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Быстро сморгнула. Хоть бы Вита не заметила, что я разнюнилась, как ребенок.

Вита все-таки заметила, но тут она меня удивила. Она поднялась на цыпочки, крепко меня обняла и шепнула:

— Все хорошо, Эм, выглядишь отлично.

Я подергала тесный свитер.

— Почему она такая мелкая, она же взрослая? Вита, как ты считаешь, она красивая? Красивее мамы?

Вита так сильно замотала головой, что у нее в шее что-то хрустнуло.

— Нет! По-моему, она ужасная.

— Ш-ш!

— Пусть слышит, мне все равно. Зачем папа с ней?

Я этого тоже не понимала. Я вернулась в комнату и остановилась, не зная, куда девать руки.

— Ого! Ты потрясающе выглядишь, Эм, — сказал папа. Потом посмотрел мимо меня на Сару. — Давай, малыш, твоя очередь купаться. А потом мы все вместе пойдем куда-нибудь поедим, хорошо?

Ничего тут не было хорошего. Все было очень плохо. Вита еле дождалась, пока Сара удалится в ванную.

— Папа, мы хотели побыть с тобой — чтобы только ты, я, Максик и Эм.

— Ладно вам, перестаньте, лапочки мои, — сказал папа.

— Сегодня наш день, папа, только для нас, — уперлась Вита.

— А можно, это будет наш общий день?

Папа пощекотал Виту под подбородком, пытаясь ее рассмешить.

Вита зло сверкнула на папу глазами, вздернула свой остренький подбородок:

— Нет, нельзя!

Она сжала кулачки и понарошку стукнула его.

— Нет, нельзя! — собезьянничал Максик и тоже стукнул папу.

Он не умел бить понарошку и стукнул кулаком со всей силы.

— Эй, эй!

У папы вдруг сделался холодный, сердитый голос.

Вита и Максик потрясенно смотрели на него. Папа никогда не сердился.

— Прекратите эти детские глупости. Я так мечтал познакомить вас с Сарой, и вот такой прекрасный случай. Она мне очень дорога.

Я сказала:

— Не может она быть тебе так уж дорога! Ты с ней всего-навсего с Рождества.

— Мы с Сарой знакомы уже полгода, Эм, — тихо сказал папа.

— А с мамой ты знаком много-много лет, — сказала я.

Папа вздохнул:

— Я думал, хоть ты-то поймешь, Эм. Ладно, ребята, выше нос! Кончай дуться, Вита. Максик, не вздумай плакать. Я знаю, вы все полюбите Сару, когда узнаете ее получше.

Но мы так и не полюбили Сару. Мы ее еще больше возненавидели.

В «Макдоналдс» мы так и не попали. Нас повели в пижонский итальянский ресторан. Папа заказал Вите и Максику по целой тарелке спагетти, хотя мне, например, было ясно, что столько они не съедят. Сара тоже ела мало, только возила еду по тарелке, наматывала спагетти на вилку и подхватывала губами болтающиеся макаронины, как маленькая. Папа смотрел на нее и весело смеялся, а когда я попробовала сделать так же, строго сказал, чтобы я прекратила баловаться за столом и ела по-человечески.