Изменить размер шрифта - +
Эгвейн ал’Вир – Престол Амерлин, и у нас достаточно тер’ангриалов для путешествия по снам. Вероятно, Эгвейн объяснит, какой ей ведом способ, чтобы выдержать и не сломаться, если Элайда прикажет ею заняться. Мне бы очень хотелось услышать это.

– Тогда что ты имела в виду, когда просила меня быть тебе верной?

Вместо ответа Лилейн вновь неторопливо зашагала дальше. В лунном свете было видно, как тщательно она оправляет шаль. Бурин следовал за нею, как настороженный лев, едва заметный в ночных тенях. Суан поспешила нагнать их, таща Ночную Лилию за собой, пресекая попытки глупой кобылы опять ткнуться ей в ладонь носом.

– Эгвейн ал’Вир – законный Престол Амерлин, – наконец промолвила Лилейн. – Пока она жива. Или пока не усмирена. Если случится либо то, либо другое, мы снова вернемся к тому, что уже было: Романда будет добиваться посоха и палантина, а я – пытаться опередить ее. – Она фыркнула. – Стань она Амерлин, это будет катастрофа, ничем не лучше правления Элайды. К несчастью, у Романды тоже хватает сторонниц, чтобы соперничать со мной. Мы вновь окажемся на прежних позициях, за одним исключением: если Эгвейн умрет или будет усмирена, ты и твои друзья будете столь же верны мне, как преданны Эгвейн. И ты поможешь получить Престол Амерлин мне, вопреки поползновениям Романды.

Суан почувствовала себя так, словно у нее все внутренности превращаются в лед. За первым предательством из Голубой Айя не стоял никто, но теперь у одной Голубой сестры появилась причина предать Эгвейн.

 

Касание Темного

 

Не торопясь, Айз Седай надела платье для верховой езды, ладно скроенное из жемчужно-серого шелка, – лучшее из тех, что у нее были с собой. На ноги она натянула узкие сапоги, доходившие до коленей. После этого она принялась расчесывать свои темно-золотистые волосы щеткой, когда-то принадлежавшей ее матери. Задняя часть этой щетки была искусно отделана слоновой костью. Отражение в зеркале было немножко искажено. Почему-то сегодня утром Беонин это раздражало.

У входа в палатку зашуршало, и мужской голос весело сообщил с мурандийским акцентом:

– Завтрак, Айз Седай, если вам угодно!

Женщина опустила щетку и обратилась к Истинному источнику.

Она так и не удосужилась обзавестись служанкой, и теперь ей постоянно казалось, что еду приносит каждый раз кто-то новый. Но полного седеющего мужчину, с чьего лица не сходила улыбка, она помнила. Повинуясь приказу, он вошел в палатку, неся поднос, накрытый белой салфеткой.

– Пожалуйста, Эвин, поставь его на стол, – сказала она, отпуская саидар.

В ответ мужчина заулыбался еще шире и поклонился, умудрившись не накренить поднос, а потом отвесил поклон еще раз, уже уходя. Многие сестры забывают о таких незначительных знаках внимания тем, кто стоит ниже них по рангу. А именно эти мелочи и смягчают жесткую реальность повседневной жизни.

Взглянув на поднос без особого энтузиазма, Беонин снова принялась причесываться. Этот ритуал она совершала дважды в день и находила его крайне умиротворяющим. Однако этим утром она почему-то не получала удовольствия от того, как щетка скользит по волосам, но мужественно заставила себя совершить ею сотню движений, прежде чем положить на умывальник рядом с гребнем и зеркальцем работы того же мастера. Раньше она могла холмы обучить терпению, но после Салидара это становилось труднее и труднее. А после Муранди стало и вовсе практически невозможным. Она приучила себя к этому, как приучила себя ходить в Белую Башню вопреки строгим материнским заветам, как приучила себя смириться с дисциплиной, принятой в Башне, и даже ее преподавать. Она была сообразительной девочкой, ей всегда хотелось большего. А Башня научила ее, что достичь большего можно, только умея держать себя в руках. И это умение было предметом гордости Беонин.

Быстрый переход