— Так давай рванем к тебе! — предложил я.

— Точно, рванем! — Юрка вскочил на ноги. Мы сидели на ковре, как всегда. Во-первых, сидеть на ковре нам нравилось больше всего, а во-вторых, во время наших разговоров мы постоянно чем-нибудь занимались: или строили, «врубив» музыку, дворцы и крепости — тогда только-только появились вот эти строительные наборы, из пластмассовых кирпичиков «с пупырышками», как мы их называли, чтобы кирпичики можно было не просто составлять, но и крепко сцеплять друг с другом, наборы типа нынешнего «Лего», понимаете, только в наши времена они в основном были гэдээровского производства, и продавались в основном в «Детском мире» и в фирменном гэдээровском магазине «Лейпциг», где за этими наборами выстраивались очереди, когда они появлялись — или возясь с солдатиками. Солдатики тогда в основном были металлические и раскрашенные. Самым красивым — самым «убойным» — среди моих наборов был, наверно, юбилейный подарочный набор, выпущенный то ли к пятидесятилетию революции — в шестьдесят седьмом году, то ли к столетию Ленина — в семидесятом году. По-моему, все-таки в шестьдесят седьмом, потому что семидесятый миновал только-только, а солдатики были у меня уже давно. Это был большой набор в красиво оформленной картонной коробке, и все солдатики были крупными, объемными и в движении, раскрашенные такими стойкими красками, которые, в отличие от солдатиков из обычных наборов, держались целую вечность. Там был и матрос в черном бушлате и бескозырке, везущий за собой пулемет, и комиссар, размахивающий наганом, и чапаевец с саблей вылитый Петька, и Анка тоже имелась, правда, пулемета при ней не было, она была в солдатской шинели и шла размашистым шагом, перекинув через плечо ремень санитарной сумки. А может, не Анка имелась в виду, а девушка из песни Светлова: «И девушка наша в солдатской шинели Горячей Каховкой идет…» Не знаю. А всех не перечислишь — набор, повторяю, был очень большой, фантастически яркий и красивый. Его выпустили именно к юбилею, в ограниченном количестве, которое быстро раскупили, и, как говорится, кто не успел, тот опоздал, потому что больше его уже не производили. Мои родители успели — и положили мне его под новогоднюю елку. Так что и мне было, чем гордиться.

Что до Юрки, то он привез из Польши солдатиков польского, гэдээровского и, по-моему, даже гонконгского производства — солдатиков, которые нас потрясли. Они были сделаны из мягкой, упругой почти как резина, пластмассы, кое-кто был цельным, а кое-кто составным, на штырьках, и у них вращались туловище, голова, руки, ноги… Там были и ковбои, и индейцы, и средневековые рыцари, и мушкетеры в развевающихся плащах, и английская гвардия в красных мундирах и черных мохнатых шапках. И, разумеется, современные войска, и польская конница — та, что в свое время пошла на нацистские танки с саблями наголо… У ковбоев в крохотных кобурах лежали крохотные револьверы, которые можно было вынимать и вставлять им в руки, так же, как можно было вынимать из рук и вставлять как-то иначе индейские копья, мушкетерские шпаги, ружья со штыками. А ко всему этому, у Юрки были индейские пироги, сборный форт первых поселенцев, бастионы… Да, такого мы ещё не видели.

Может быть, я опять отвлекся, но я хочу, чтобы вы полнее представляли жизнь, которая была тогда, что для нас было внове, что нас восхищало… Без этого, наверно, вам трудно будет понять и кое-что другое, имеющее непосредственное отношение к приключившейся истории.

— Вообще-то, — проговорил я, — я мог бы сейчас позвонить Мадлене Людвиговне и просто спросить имя летчика. Ведь телефон у меня есть.