Стало ясно, что «Текора» давно сюда не заходила. А сегодня появилась – только ради него одного.

– Почему – призраки? – все-таки удивился он. – Мало ли кого по морю возят?

Сержант, согласно кивнув, предупредительно открыл тяжелую деревянную дверь, прошелестел скороговоркой.

– Мсье, я знаю, что такое государственная тайна. Если вам надо куда-нибудь позвонить без свидетелей…

Ричард Грай покачал головой. Мы всё пытаемся объяснить, даже то, что объяснить невозможно. Иначе слишком неуютно станет жить. Проще уверить себя, будто видел сон. Или что несуществующий корабль привез шпиона, выполнившего секретную миссию.

Бывший штабс-капитан положил паспорт на полированное дерево столешницы, присел, закрыл глаза. Его о чем-то спрашивали, он что-то отвечал. А потом перестал, просто сидел на стуле, молчал, ничего не слыша, кроме легкого, еле уловимого стука собственного сердца. Пропустят, задержат, оставят в порту до следующего прихода бразильского Голландца… Велика ли разница? Он часто уезжал и возвращался, и каждый раз было что-то нужно. Спешил, беспокоился, строил планы, ждал встречи.

Теперь – ничего. Вообще ничего. Из ниоткуда в никуда.

– Ваш паспорт, мсье Грай. Добро пожаловать во Французскую Африку! Но визу надо обязательно продлить, советую обратиться к консулу, к мсье Тарджану.

К консулу?! Ах да, он же теперь турок, не казак. Здається, добре обернувся. Как дальше у Гулака-Артемовского?

– Да, конечно. Обязательно обращусь. Спасибо!

«I як воно зробилось так, що в турка я перевернувся?»

Объясняться штабс-капитан не стал, пообещав вернуться в армию в первый же день похода в Россию. В этом случае он готов идти хоть рядовым.

Завербоваться на корабль удалось почти сразу – капитан египетского «грузовика» рассчитал почти всю команду, умудрившуюся устроить кровавую поножовщину. Даже Гершинину сумели найти место. Их, вчерашних галлиполийцев, охотно приютило море, но отвергла суша. Всё, на что могли рассчитывать три бывших офицера – это короткие увольнения в попутных портах. Бывший штабс-капитан отнесся к этому философски, решив не торопить события, Лёва-тюлень откровенно скис, а вот Липка удивил. Еще в Стамбуле на последние деньги он отправил куда-то длинную телеграмму, в Бейруте получил ответ – и внезапно заявил, что им обязательно надо попасть в Гамбург.

В немецком порту сослуживцы оказались через полгода, сменив уже третий корабль. Вовремя! Бедняга Гершинин окончательно пал духом, став похожим даже не на тюленя, а на старый пожарный шланг. Гравицкий, напротив, втянулся в корабельную жизнь и был не против ее продолжить, но Судьба в виде неприметного молодого человека в строгом костюме рассудила иначе. Незнакомец долго беседовал с Липкой один на один, затем, молча откланявшись, укатил на такси – и на руках у скитальцев оказались три чехословацких паспорта. Вручив приятелям документы, штабс-капитан Федор Липа стал по стойке смирно, щелкнул каблуками и широко улыбнулся. Объяснений давать не стал, но пригласил всех в Берлин – сперва погостить, а там, глядишь, и остаться.

От приглашения отказались, хоть и не без сожаления. Воспрявший духом Лев распушил усы и помчался к кассе брать билет до Праги. В столице Чехословакии намечалось открытие русского университета, и выпускник гимназии Илиади надеялся успеть к началу семестра. Родион Гравицкий решил ехать во Францию. Прощаясь с Липкой, он, не удержавшись, вновь попросил приятеля открыть секрет случившегося чуда. Тот согласился, но попросил слегка обождать.

Пану Гравицкому, гражданину демократической Чехословакии, жилось вполне комфортно. Ступить на землю вновь приобретенной отчизны он так и не удосужился, зато границы пересекались без особых проблем. Однако бывший штабс-капитан помнил, что жить государству чехов, словаков и русинов осталось недолго – после марта 1939-го его паспорт станет «волчьим билетом».