Изменить размер шрифта - +
Однако бывший штабс-капитан помнил, что жить государству чехов, словаков и русинов осталось недолго – после марта 1939-го его паспорт станет «волчьим билетом». Впрочем, судьба граждан прочих европейских стран будет столь же незавидной. Друг-приятель Липка, не теряя времени даром, давно уже стал германским подданным, но этот вариант прельщал еще меньше.

В 1928-м году, возвращаясь в Европу после очередного рейда по советскому Забайкалью, Родион Гравицкий заехал в город Алеппо, центр французского протектората. Появилась зацепка – брат сослуживца по отряду полковника Назарова работал в одном из местных департаментов. Документ с арабскими буквами-муравьями обошелся в не слишком большую сумму.

Тайну чехословацких паспортов Федор Липа, теперь уже майор Вермахта Теодор фон Липпе-Липский, открыл перед самой войной. В потерпевшей поражение Германии порядок, несмотря ни на что, оставался, а вот в новорожденной Чехословакии никаким «орднунгом» даже не пахло. Староста одного из немецких сел в Судетах охотно согласился сделать одолжение бывшему фронтовому командиру. Чешское начальство ничего не заметило.

Поведав об этом занятном случае, Теодор фон Липпе-Липский поправил монокль и коротко хохотнул:

– Всего-то и дел, Родион. Чехи! Как там их Гашек писал? «Das ganze tschechische Volk ist eine Simulantenbande». Und Narren auf den gleichen, ja .

Чехословакия исчезла шесть лет назад. Турецкий паспорт поспел очень вовремя. Ричард Грай без особых проблем приезжал в небольшой город на Атлантическом побережье Африки, уезжал из него, возвращался…

 

– Благодарю. Так и сделаю.

Он приоткрыл дверь, ведущую на маленькую площадь у морского вокзала, вспомнил, сколько стоит такси, мысленно пересчитал франки в кармане пиджака – и внезапно пожалел, что не встретили, не помогли с машиной. Мысль сразу же показалась суетной, даже смешной. Не встретили, потому что не ждали. Всё как всегда – бывший штабс-капитан предпочитал тихо уходить и столь же незаметно возвращаться. Рисковать лучше одному.

Исключения, конечно, случались. Порой приходилось прятать паспорт подальше, в непромокаемый чехол. Вместо пассажирского лайнера – ненадежный катер, под ногами не трап, а неровное песчаное дно.

Ночная темень, огонек фонарика на берегу. Сигнал – короткий, длинный, короткий. Точка, тире, точка…

 

Севернее Эль-Джадиры

Апрель 1941 года

 

Сидевший у штурвала матрос невозмутимо кивнул:

– Consegui, senhor .

Берег был уже рядом, в полусотне метров, но ближе не подойдешь – слишком мелко. В часы отлива вода отступает почти к самой горловине бухты. Не очень удобно даже для неприхотливых контрабандистов. Зато и полиция обходит стороной.

Мотор заглушили, и сразу стало невероятно тихо. Я невольно вздрогнул – отвык за эти часы.

– Уже приехали, дядя Рич? – деловито осведомилась &, выглядывая из-под брезентового покрывала. – Или еще поспать можно?

Отвечать я не стал. Не маленькая, сама догадается. Сейчас – вещи. Мой портфель, ее чемоданчик, два больших чемодана системы «мечта оккупанта», еще один, немного поменьше. Хлебнут морской водицы – не беда, все важное, включая документы и деньги, надежно спрятано. Водонепроницаемые чехлы, специально для такого случая, я купил в Фаро, в лавчонке у порта. В стране моряков – вещь из самых нужных.

– Готовься, будем мокнуть.

– Не хочу мокнуть! – донеслось из-под брезента. – Пусть они ближе подплывут!

Пошарив рукой, я нащупал что-то мягкое и мокрое, ухватил, потянул…

– Ну, дядя Рич, за нос не надо!

&, выскользнув из-под брезента, повертела головой, оценивая обстановку, и внезапно зашлась в кашле.

Быстрый переход