Зашелестели мятые страницы. «Matin du Sud», вчерашняя.
– Вот! Да кто же он после этого?
Можно не смотреть. «Русская колонка», профессор Мадридского университета Лео Гершинин.
– Дядя Рич! – решилась напомнить о себе &. – Что-то случилось?
– Ах, да, – спохватился я, разглаживая нужную страницу. – Как бы тебе объяснить… У меня есть знакомый – еще с той, прошлой войны. Он хороший человек, и лицо у него доброе, но слишком любит много и вкусно кушать. А чтобы заработать деньги, ему приходится регулярно выходить на панель…
Контр-адмирал предостерегающе кашлянул, однако я рассудил, что «юница» уже достаточно взрослая.
– Сначала он писал стихи о Белой армии, потом пропагандировал успехи сталинских пятилеток. Когда что-то не срослось, переметнулся к троцкистам, стал воспевать Четвертый Интернационал и перманентную революцию. Кого он славит сейчас, догадайся сама.
– А-а-а! – & дернула длинным носом. – Так он газетчик, который бошам продался? Ты сказал «панель», и я подумала, что твой знакомый…
На этот раз мы кашлянули в унисон. «Юница» потупила взор.
– Malheureusement, il est temps , – я протянул старику руку, улыбнулся и негромко добавил по-русски:
– Катер будет нужен ночью.
– Будьте покойны, не подведу. Tous les meilleur, monsieurrs Gray!
Уже в конце улицы я обернулся. У калитки было пусто.
– Это твой командир, дядя? – негромко спросила &. – Строгий, не то, что ты!
Я поглядел на желтую черепичную крышу, на садик за каменной оградой. Лекарство и хороший врач могут сделать многое, но не всё. Александр Капитонович рассчитывает еще на год. И хорошо, что так.
– Нет, не командир. Он – моя совесть.
Эль-Джадира
Январь 1945 года
Кладбище…
Негромко щелкнула зажигалка. Ричард Грай закурил, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Поглядел на дверь. Ночь, пустой коридор, пустая гостиница… Без оружия он всегда чувствовал себя беззащитным, голым, но теперь страх куда-то ушел. Бояться некого, в этом городе – на этом кладбище – он уже никому не нужен. Ни друзей, ни врагов. Никто не станет красться по коридору, сжимая в руке пистолет, караулить у входа, разглядывать окно сквозь прицел снайперской винтовки. Живые люди заняты своими делами, какое им дело до тени среди надгробий?
Александр Капитонович, Его Превосходительство, продержался свой год и умер в ноябре 1943-го, в очередную годовщину большевистского переворота. Победу не увидел, но успел узнать о Сталинграде и Курске. Жан Марселец исчез в августе того же 1943-го. Собирался в Касабланку – и не доехал. Искали – и на земле, и в море…
Остальные… Стоит ли вспоминать? Колокол прозвонил для всех.
Бывший штабс-капитан вспомнил старый рассказ, читанный бездну времени назад. В памяти осталось немногое: селение в Карпатских горах, хмурый бородач, собирающийся в смертельно опасный поход и дающий последний наказ – ждать его только до вечернего колокола. Если же придет позже, то убить без жалости, не размышляя, ибо вернется уже не он…
Колокол давно прозвонил. Он вернулся. Вернулся – не он.
Пустая рюмка вновь легла на ладонь, хрусталь согрелся, прильнул к пальцам. Человек потянулся к бутылке, но, пересилив себя, достал новую папиросу. Хрусталь негромко ударил по столешнице. Нет, один пить не будет, подождет. За дверью тихо, коридор пуст, забывший его город спит, но что-то должно произойти. Мир, в котором Ричард Грай прожил последние четверть века, был рационален до скуки и столь же логичен. |