Холлис сунула ему пятифунтовую банкноту.
– Спасибо, мисс Генри.
– Спасибо вам, Роберт.
Он вышел с явным облегчением, и она закрыла за ним дверь.
– Что это за херня? – был первый вопрос Хайди.
– Твой номер, – ответила Холлис, составляя ее вещи к стене. – Это частный клуб, в котором состоит Инчмейл.
– Клуб для чего? Вот это что? – (Указывая на большую шелкографию, которую Холлис назвала бы наименее странным предметом в номере.)
– Уорхол. Думаю.
Было ли у Энди Уорхола что-то по поводу скандала Профьюмо?
– Надо было сразу прочухать, что Инчмейл откопает чего-нибудь в таком роде. Где он?
– Не здесь, – ответила Холлис. – Приехала Анжелина с малышом, и Редж снял дом в Хэмпстеде.
Хайди взяла хрустальный графин, вытащила пробку, понюхала.
– Виски, – сказала она.
– Прозрачное в другом – джин, – предупредила Холлис. – Не вода.
Хайди плеснула в высокий стакан на три пальца кабинетовского виски, выпила залпом, передернулась и с пугающе резким звоном уронила стеклянную пробку точно в узкое хрустальное горлышко. Она вообще обладала какой-то противоестественной меткостью. Никогда не промахивалась дротиком по мишени, но не играла в дартс, только метала их.
– Хочешь об этом поговорить? – спросила Холлис.
Хайди скинула косуху и стянула футболку. Бюстгальтер на ней был защитного цвета и выглядел частью боевого снаряжения.
– Симпатичный лифчик.
– Израильский. – Хайди оглядела комнату. – Обои, как штаны Хендрикса.
– По-моему, они атласные.
Обои были в зелено-малиново-бежево-черную вертикальную полосу.
– Чего я и говорю. – Хайди поддернула израильский лифчик и села на желтую шелковую кушетку. – Почему мы бросили курить?
– Потому что это вредно.
Хайди шумно выдохнула.
– Он в тюрьме. Муйло. Под залог ни хера не отпускают. Чего-то химичил с чужими деньгами.
– Я думала, все продюсеры это делают.
– Все, да не так.
– Он и тебя втянул?
– Шутишь? У меня брачный контракт толще, чем у муйла хер. Это чисто его проблемы. Мне просто надо было свалить.
– Я так и не поняла, зачем ты за него вышла.
– Хотела проверить, вдруг получится. А ты? Что здесь делаешь?
– Работаю на Губерта Бигенда. – Холлис даже удивилась, насколько ей неприятно это говорить.
У Хайди расширились глаза:
– Иди ты! Тебя же от этого мудилоида трясло.
– Да вроде как деньги нужны.
– Много потеряла в кризис?
– Примерно половину.
Хайди кивнула.
– Все примерно так. Если не вкладывали деньги через кого-нибудь типа муйла.
– Твои деньги были у него?
– Шутишь? Отделение церкви от государства. Без вариантов. Я с самого начала чуяла, что у него с этим херово. А вот другие не прочухали. Знаешь что?
– Что?
– Настоящее, блин, золото никогда тебе не скажет, что оно, блин, золото. А влипают те, кто до этого не допер.
– Слушай, я бы выпила виски, – сказала Холлис.
– Угощайся, – ответила Хайди. Потом улыбнулась: – Черт, как же я рада тебя видеть.
И разревелась.
Eigenblich
Бесшумный японский лифт спустил его на три этажа. Милгрим думал было погуглить Холлис Генри, но за макбуком в фойе уже кто-то сидел.
В фойе Милгриму всегда становилось не по себе, как будто его непременно заподозрят в попытке что-нибудь стащить. |