Его приняли радушно. Жители деревни были заняты, наступило время урожая. В марте, как большинство окрестных индейцев, они сажали кукурузу, а в мае – фасоль, подпиравшую высокие кукурузные стебли. Сейчас убирали и то и другое. Ван Дейк и его люди задержались у них на два дня, помогая с уборкой. Это был тяжкий труд под палящим солнцем, но ему нравилось. Мехов у алгонкинов было мало, но кукурузой они все еще торговали, и ван Дейк пообещал через месяц вернуться и забрать груз.

Жатва спорилась. На третий день все расселись за вечерней трапезой, и женщины начали выносить еду, когда показалась маленькая лодка. Правил ею один-единственный человек.

Ван Дейк присмотрелся. Лодка ткнулась в берег, мужчина вышел и выволок ее на сушу. Это был белокурый малый чуть старше двадцати, с немного торчавшими резцами. Лицо приятное, но жесткое. Несмотря на теплую погоду, на нем были сапоги для верховой езды и черный плащ, заляпанный грязью. Голубые глаза так и буравили взглядом. Незнакомец вынул из лодки кожаную сумку и повесил на плечо.

Индейцы подозрительно рассматривали его. Один обратился к нему, но тот явно не понимал алгонкинского, однако показал непринужденным жестом, что нуждается в крове и пище. Отказывать было не в обычае алгонкинов. Ван Дейк поманил незнакомца, чтобы тот сел рядом.

За считаные секунды он понял, что молодой человек не знает и голландского. Только английский, на котором ван Дейк говорил довольно прилично. Но блондин в черном плаще был осторожен и по-английски тоже сказал немного.

– Откуда вы? – осведомился ван Дейк.

– Из Бостона.

– Чем занимаетесь?

– Торгую.

– А здесь какими судьбами?

– Ездил в Коннектикут. Там ограбили. Лишился коня. Решил отправиться по реке.

Ему дали кукурузы, и он принялся за еду, уклоняясь от дальнейших расспросов.

Ван Дейк был знаком с двумя категориями бостонцев. Первые были праведными пуританами и жили общинами в лучах Божьей славы. Но это был тяжелый свет. Нетерпимость Стайвесанта к изгоям вроде квакеров, которых тот гнал отовсюду при первой возможности, не шла ни в какое сравнение с нравами жителей Массачусетса. Говорили, что чужаков там били до полусмерти. Правда, незнакомец не показался ван Дейку набожным. Вторую категорию составляли люди, прибывшие в Новую Англию ради торговли и рыболовства. Суровые, крепкие мужики. Возможно, юнец был из них.

Но его рассказ прозвучал неправдоподобно. Может, сбежал от кого на запад? И лодку украл. Ван Дейк решил держать с ним ухо востро.

Сначала Том обиделся, потом разозлился. На третий день решил обратить все в шутку и знай посмеивался за спиной у брата.

Но стоило ему пуститься на поиски работы, как стало не до смеха. Было дело в дурной репутации или Элиот успел предупредить о нем всех подряд, но знакомые купцы дали ему от ворот поворот. Стало очевидно, что в Бостоне ему придется туго.

Он захотел выяснить, не помянул ли его отец в завещании. Спросил у брата, и Элиот ответил: «Сугубо при условиях, которые ты не выполнил». Том не усомнился в правдивости брата.

Как же быть? Вернуться в Лондон? Возможно, Элиот оплатит дорогу, если он навсегда уберется из Бостона. Но его раздражало быть изгнанным из города родным братом.

К тому же его привели сюда и другие соображения.

Флот герцога Йоркского остался в бостонской гавани. Командующий притворялся, будто занимается в Бостоне делами герцога. Но в разговоре с молодым офицером подтвердились подозрения Тома: флот отправлялся в Новый Амстердам, и скоро.

– Если герцог отберет у голландцев Новые Нидерланды, то обретет здесь империю, – сказал офицер. – Нам хватит пушек и пороха, чтобы разнести Новый Амстердам в клочья.

Гарантии, данные английским королем голландцам, оказались обычным маневром монарха – наглой ложью.