– Вы говорите, мистер Крокит, что мои намерения унизительны. Тогда какой стиль брака более унизителен – их или мой?
– Моя дорогая юная леди, – запротестовал озадаченный адвокат, – я не несу за это ответственности. Такого образа действий придерживается весь мир.
– Только не мой мир, сэр.
Мистер Крокит окинул ее внимательным взглядом.
– Вы рассуждали о чувствах, – сухо сказал он. – А вы подумали о чувствах вашего преступного мужа?
– Прошу прощения?
– Мы приходим к нему, мадам, в последние часы его жизни и заявляем: «Женитесь на этой леди и умрите как можно скорее, дабы она могла иметь золоченые кареты и драгоценности». Что, по-вашему, почувствует бедняга, стоящий на краю вечности?
Кэролайн тотчас же стала подчеркнуто высокомерной.
– Полагаю, этот убийца не du monde? – с сарказмом осведомилась она. – По-видимому, его положение в обществе слегка пониже моего?
– Что, если так, мадам?
– Тогда какое могут иметь значение его чувства? У него их попросту нет.
Внезапно они пришли в изумление гораздо большее, чем если бы приливная волна захлестнула Уайтхолл. Ибо дверь гостиной распахнулась и на пороге возник покрасневший и запыхавшийся Элфред.
– Бони разбит! – во весь голос сообщил он, забыв о манерах.
Эти слова прозвучали в элегантной комнате подобно ударам молотка по стеклу.
Они услышали, как толпа на площади распевает в двести с лишним глоток «Боже, храни короля».
– Извинитесь позже, – обернулась к лакею Кэролайн. – А пока забудьте об этикете. Иначе вы лопнете. Рассказывайте.
– В воскресенье, мадам, – почтительно начал Элфред, но тут же задохнулся от волнения и быстро продолжил: – В воскресенье с Бони сбили спесь возле какого-то местечка неподалеку от Брюсселя. Французишки побросали оружие и побежали. Старина Бони тоже дал стрекача. Мы могли получить новости уже в воскресенье вечером.
– В воскресенье вечером?
– Да, мадам. Двое наших кавалеристов клянутся, что скакали всю ночь и послали по семафору сообщение в Дувр. У них был большой семафор и много хвороста. Но в Дувре…
– Помедленнее!
– В Дувре не могли разобрать даже в мощную подзорную трубу, какое передают сообщение – «Бони разбил нас» или «Бони разбит». Мой брат говорит, что одной старухе стало плохо, а мужчина свалился замертво. Но до сегодняшнего дня больше ничего не было известно.
В окна доносился нестройный хор голосов:
Строки гимна, одна за другой, прокатывались над площадью. Подойдя к ближайшему окну, мистер Крокит раздвинул тяжелые занавеси.
Слева, над множеством обращенных вверх лиц, он видел окна дома мистера Бема. Их яркий свет окрашивал деревья на площади в призрачные тона. В окнах были выставлены трофейные вражеские знамена. На балконе кланялась толпе под ее восторженные крики смутно различимая фигура, судя по ее толщине принадлежащая принцу-регенту.
Наполеон Бонапарт, так называемый император французов, больше не будет причинять беспокойств.
– Можете идти, – кивнула лакею Кэролайн.
Адвокат, в чьих глазах блестели слезы радости, поспешно задернул портьеры и постарался взять себя в руки.
– Не будете ли вы так любезны, мистер Крокит, почтить меня своим вниманием?
– Прошу прощения, – извинился адвокат. – Я отвлекся.
– Надеюсь, эта победа не расстроит наши планы? – встревожилась Кэролайн.
– Каким образом, мадам?
– На радостях заключенных не могут помиловать? Он не избежит казни?
Пухлые губки Кэролайн сжались в тонкую линию.
– Боюсь, – вздохнул мистер Крокит, – что ваши представления о законе почерпнуты из сентиментальных романов. |