9
» t
1948 году я публично читал в Париже мои литературные воспоминания и, оговорившись, что считаю Чехова одним из самых замечательных русских писателей, позволил себе сказать, что не люблю его пьес, что они, по-моему, все очень плохи и что ему не следовало бы писать пьесы из дворянского быта, о о которого он не знал. Это вызвало во многих негодование против меня, обиды. Е. Д. Кускова написала по поводу этих воспоминаний два больших, фельетона в «Новом русском слове». «В Женеве, - писала она, - и старики, и молодые обиделись на Бунина за Чехова,.за Бальмонта, за Горького… Этих писателей любят и сейчас, Чеховым зачитываются, хотя, казалось бы, эта старая, унылая Русь с ее нытиками ушла в прошлое…» Вот это было уясе подлинное оскорбление Чехова - низводить его до бытописателя «ста-рой, унылой Руси». Вот на Е. Д. Кускову следовало бы оскорбиться весьма основательно, а женевским «старикам» не мешало бы помнить, что Горький называл их, русских интеллигентов, со свойственной ему гадкой грубостью, «чуланом с тухлой провизией». Следовало бы обидеться и на знамецитую артистку Ермолову. Среди ее опубликованных писем есть между прочим такое письмо к ее другу, ялтинскому док-трру Середину: «Вы спрашиваете, отчего мне не нра-нится повесть Чехову «В овраге»? Но потому, что че-ховщина есть для меня символ беспросветной тьмы, всевозможных болезней и печали». Зато Горького считала «милой, светлой личностью» и просила Середина: «Вы с Горьким близки, не давайте ему сбиватьм _ _ _ ** i ся с этой светлой нотки, которая так сильно звучит в его произведениях…» Читаешь и глазам своим не веришь! «В овраге» - одно из самых прекрасных во о _ _ _ о всех отношениях создании русской литературы, но
116
для Ермоловой это «чеховщина - символ беспросветной тьмы», зато Горький - «милая светлая личность», у него, написавшего великое множество нарочито грязных, злобных, мрачных вещей, «сильно» звучала, оказывается, «светлая нотка»!
Одна из самых лучших, статей о нем принадлежит Шестову, который называет его беспощадным талантом. («Творчество из ничего», Петербург, 1908). Вот выдержки из нее:
«Молодой Чехов весел, беззаботен и, пожалуй, даже похож на порхающую птичку… но с 1888-1889 годов, когда ему было 28-29 лет, появились две вещи: «Скучная история» и «Иванов».
…«Мы никогда не узнаем, что произошло c· Чеховым за то время, которое протекло между окончанием «Степи» (1888 г.) и появлением первой драмы «Иванов» и «Скучной истории».
…«Иванов сравнивает себя с надорвавшимся рабочим».
Шестов думает, что Чехов тоже надорвался и «не от тяжелой большой работы, не великий, непосиль о t _ _ _
о ныи подвиг сломил его, а так пустой незначительный случай сломил его… и нет прежнего Чехова, веселого о _ о и радостного, а есть угрюмый, хмурый человек».
*
Далее Шестов пишет:…«у разбитого человека обыкновенно отнимается все, кроме способности со-, знавать и чувствовать свое положение. Если угодно, мыслительные способности утончаются, обостряются, вырастают до колоссальных размеров…»
«Чехов был певцам безнадежности. Упорно, уныло, однообразно в течение всей почти 25-летней литературной деятельности только одно и делал: теми или иными способами убивал человеческие надежды. этом, на мой взгляд, сущность его Творчества». |