Он даже находит, что «читая драму, кажется, что перед тобой номер газеты с бесконечным рядом "faits divers", «…во всем и везде царит самодержавный случай, на этот раз дерзко бросающий вызов всем мировоззренийм. В этом наибольшая оригиналь ность Чехова, источник его мучительнейших пережи ваний…» ?

 *

Шестов думает, что «у Чехова был момент, когда он решился во что бы то ни стало покинуть занятую им позицию и вернуться назад. Плодом такого решения была «Палата № 6» (1892)».

Одно из самых замечательных произведений Чехова, - замечу я.

И далее Шестов пишет: «Чехов хотел уступить и уступил. Он почувствовал невыносимость безнадежности, невозможность творчества из ничего.

Замечательно то, что Шестов первый увидел, что Чехова «беспощадный талант».

Кой на что я возражу ему.

По новому, подошел к Чехову и М. Курдюмов («Сердце смятенное», о творчестве А. П. Чехова, 1934 г.), указавший на религиозность в подсознании Чехова.

«Твердо установилась не только у нас, - пишет Курдюмов, - но и на западе традиция искать ключа к постижению русской стихии исключительно Достоевского. Достоевский и "?me slave", для интересующегося сложными русскими вопросами западного человека, - несомненно синонимы». -

Чехов в своем творчестве как будто никаких проблем ни для себя, ни для читателя не ставил.

…«Чехова у нас просто не дочитали до конца», - пишет Курдюмов.

 121

…«О Чехове без преувеличения можно сказать, что он - один из самых свободных художников в русской литературе, А ПО значению поставленных им вопросов, по его проникновению в глубину русской души с ее мучительными поисками высшего смысла жизни и высшей правды, Чехов превосходит и гениального бытописателя русских типов Гончарова…»

Чехов не любил Гончарова и серьезно раскритиковал Обломова в письме к Суворину, замечу я.

вот это сказано удивительно верно: «Мировоззрение Чехова-человека, близко связывало его с его эпохой, с торжествовавшим тогда рационализмом и позитивизмом. Но он не принял их до конца, не мог на них успокоиться».

…«Чехов и своей личностью, и духовным состоянием своих героев из среды русской интеллигенции уже знаменует кризис русского рационализма, как господствующего направления, еще довольно задолго до того момента, когда этот кризис наступил для значительного большинства уже с несомненной очевидностью. Чехов сумел ощутить его первые трещины. Есть все основания думать, что он носил их в самом себе, но появились они в нем, надо предполагать, со стороны его творческой интуиции… Иногда прорывалась она наружу и в его откровенных беседах».

 *

Курдюмов правильно пишет: ? \

«И никогда ни в чем он не скрывал того, что ч е-ловеческая скорбь ему всегда была несравненно дороже, важнее, интереснее «гражданской скорби». И далее тоже верно:

…«И не только нашей молодежи, но и нам самим сейчас трудно представить, до какой степени русский писатель времен Чехова был стеснен и подавлен нашим интеллигентным обществом, которое навязывало ему свои вкусы, оценки, свои злобы дня. И чем талантливее был автор, тем настойчивее все это ему навязывалось, тем решительнее от него требовали, чтобы он эти определенные лозунги провозглашал…»

«Чехова недооценила его эпоха…»

…«Чехов, внимательно читаемый теперь после кровавой русской катастрофы, не только не кажется изжитым до конца, но становится гораздо ближе, во многом понятнее и неизмеримо значительнее, чем прежде».