| Дядя очень смеялся над этим вопросом и отвечал: «Нет, мой милый, я не король, но самый верный слуга короля и его министр, который управляет многими людьми. Если бы ты был из рода графов Брокелей, то также со временем мог бы иметь такую звезду; но ты только простой дворянин, который никотда не будет знатным человеком». Феликс ничего не понял, что говорил дядя, а Тадеус Брокель и не почитал этого важным. Не правда ли, что в этих немногих строках очень много сказано; дядя-гофрат – и необразованный, но человечный, если можно так выразиться, Тадеус Брокель – оба перед вами, как на ладони. Знатные супруги взапуски кричат: «О милая природа! о сельская невинность!» и дают детям по свертку конфект, которые Феликс начинает грызть. Дядюшка толкует ему, что их надо держать во рту, пока не растают, а но грызть; но Феликс со смехом отвечает ему, что он не ребенок и что у него не слабые зубы. Отец и мать конфузятся, последняя даже сказала Феликсу на ухо: «Не скрипи так зубами, негодный мальчишка!» Тогда Феликс вынул изо рта конфетку, положил в бумагу и отдал дяде назад, говоря, что они ему не нужны, если он не может их есть. Сестра его сделала то же. Брокели извиняются бедностию в невежестве детей. Сиятельные с улыбкою самодовольствия говорят об «отличнейшем» воспитании своих детей, – и граф начинает предлагать им разные вопросы, на которые они отвечают скоро и бойко. Он спрашивает их о многих городах, реках и горах, которые находились за несколько тысяч миль, об иностранных растениях, о сражениях и пр. Адельгунда говорила даже о звездах и утверждала, что на небе находятся различные странные животные и другие фигуры. Феликсу стало страшно от всех этих рассуждений, и он почел их чепухою. Чтобы утешить бедных родителей, граф обещал прислать ученого человека, который даром будет учить их детей. «Любите ли вы игрушки, mon cher?..[10 - Дорогой (франц.). – Ред.] – спросил Герману Феликса, ловко кланяясь, – я привез вам самых лучших». Феликсу было отчего-то грустно и, держа машинально ящик с игрушками, он бормотал, что его зовут Феликсом, а не mon cher, и что ему говорят ты, а не вы. Кристлиба также скорее готова была плакать, чем смеяться, принимая от Адельгунды ящик с конфектами. У дверей прыгал и лаял Султан; Герман его так испугался, что начал кричать и плакать, и Феликс сказал ему: «Зачем так кричишь и плачешь? это просто собака, а ты видал самых страшных зверей! Да если бы он и бросился на тебя, у тебя есть сабля». – Наконец гости уехали. Г-н Брокель тотчас скинул свое праздничное платье и вскричал: «Ну, слава богу, уехали!» Дети тоже переоделись и стали веселы; Феликс закричал: «В лес! в лес!» Мать спросила их, разве они не хотят сперва посмотреть игрушки, и Кристлиба сдавалась было на голос женского любопытства, но Феликс не хотел и слышать, говоря: «Что мог привезти нам хорошего этот глупый мальчик с своею сестрою в лентах? Что же касается до наук, он об них хорошо болтает; он толкует о львах и медведях, знает, как ловят слонов, а сам боится моего Султана! У него висит с бока сабля, а он плачет, кричит и прячется под стол! Славный же из него будет егерь!» Однако Феликс сдался на желание сестры пересмотреть игрушки. Едва упросила его Кристлиба, чтобы он не выкидывал за окно конфект, но он бросил несколько из них Султану, который, понюхавши, отошел с отвращением. «Видишь ли, Кристлиба, – вскричал Феликс, торжествуя, – даже Султан не хочет есть эту дрянь!» Более всего понравился ему охотник, который прицеливался ружьем, когда его дергали за маленький шнурок, спрятанный под платьем, и стрелял в цель, приделанную в нескольких вершках от него; потом ружье и охотничий нож, сделанные из дерева и высеребренные, и гусарский кивер с шашкою. Забрав игрушки, дети пошли гулять в лес. Вдруг Кристлиба заметила Феликсу, что его арфист играет вовсе не хорошо и что птицы, выглядывая из-за кустов, кажется, смеются над дрянным музыкантом, который хочет подражать их пению. |
