Она смотрела, как он трусит прочь, натягивая футболку с Куртом Кобейном на рыхлые английские бока, широкие и тоскливые, как задний вид одной из тетушек Говарда. Затем она повернулась к прилавку и снова принялась очаровывать продавца, но тот был слишком увлечен наличностью в своем поясном кошельке. Кики вяло перебирала серебро, кивала на цены, которые усердно назывались каждый раз, когда ее рука касалась новой вещи. Кажется, ни ее личность, ни образ не интересовали его - только деньги. Он не называл Кики сестрой, не заигрывал с ней, не позволял лишнего. Смутно разочарованная, как это бывает, когда ждешь чего-то вроде бы неприятного, а оно не случается, Кики вдруг взглянула на него и улыбнулась.

- Вы из Африки? - мягко спросила она, беря браслет с крошечными брелоками в виде национальных символов - Эйфелевой башни, Пизанской башни, Статуи Свободы.

Мужчина скрестил руки на узкой, гофрированной груди с чуть ли не прорывающими кожу ребрами.

- Откуда я, вы сказали? Сами-то вы не африканка?

- Нет, что вы, я местная, хотя… - Кики отерла со лба пот тыльной стороной ладони, ожидая, что он закончит фразу - он должен был ее закончить.

- Все мы из Африки, - сказал он услужливо и провел рукой над своим товаром. - И это все - из Африки. Так откуда я, по-вашему?

Кики, безуспешно пытавшаяся застегнуть очередной браслет, подняла на продавца глаза - тот отступил на полшага от прилавка, чтобы ей было лучше его видно. Кики поймала себя на мысли, что ей очень хочется не промахнуться,  и некоторое время колебалась между названиями, известными ей из курса французской истории. Попутно она удивлялась скуке собственной жизни. Ей, должно быть, ужасно скучно, раз она хочет не попасть впросак перед этим человеком.

- Берег… - начала было Кики, но лицо его помрачнело, и она назвала Мартинику.

- Гаити, - сказал он.

- Ну конечно! Моя… - Внезапно Кики почувствовала, что слово «уборщица» будет тут не к месту. - Здесь очень много гаитян. - Она рискнула продолжить: - На Гаити такая тяжелая жизнь…

Продавец с силой уперся ладонями в разделявший их прилавок и посмотрел Кики прямо в глаза:

- Да, тяжелая. Ужасная.  Каждый день - просто кошмар.

Серьезность этих слов заставила Кики вновь сосредоточиться на спадающем с руки браслете. Она слабо представляла себе беды, на которые намекала (они выпали из ее поля зрения, вытесненные другими, более насущными горестями, личными и государственными), и ей стало стыдно, что ее осадили, когда она играла в осведомленность.

- Это не сюда, а вот сюда, - сказал он, внезапно выйдя из-за прилавка и показывая Кики на щиколотку.

- Это что же, ножной браслет?

- Примерьте его, примерьте, пожалуйста.

Кики спустила на землю Мердока и позволила продавцу поставить ее ногу на бамбуковый стульчик. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось ухватиться за его плечо. Парео распахнулось и обнажило бедро Кики. Ее пухлые коленные сгибы стали влажными. Мужчина словно бы и не заметил этого, сосредоточенно соединяя скользкие концы цепочки вокруг ее щиколотки. В этой-то эксцентричной позе Кики и атаковали сзади. Мужские руки сжали ее за талию, а затем, словно морда чеширского кота, перед ней возникла красная физиономия и чмокнула ее во влажную щеку.

- Джей, перестань…

- Кикс, ну ты даешь, вот это ножки-шоу! Чем это ты тут, убей меня бог, занимаешься?

- О, господи, Уоррен, - привет. Ты из меня чуть дух не вышиб - подкрался как лис, я думала, это Джером, он тут где-то вертится… Я и не знала, ребята, что вы уже вернулись. Как Италия? А где…

Тут Кики заметила ту, о ком спрашивала, - Клер Малколм только что отошла от палатки с массажным маслом.