Клер смутилась, в лице мелькнул чуть ли не ужас, но потом она с улыбкой помахала Кики. В ответ Кики изобразила изумление и поводила рукой вверх и вниз, показывая, что оценила перемену - зеленый сарафанчик вместо черной кожаной куртки, черной водолазки и черных джинсов, в которых Клер проходила зиму. Подумать только - она с зимы не видела Клер! Какой румяный средиземноморский загар - из-за него ее светло-голубые глаза стали еще светлее. Кики поманила Клер к себе. Гаитянин, застегнувший-таки браслет, отпустил ее ногу и с тревогой взглянул на нее.
- Уоррен, подожди минутку, я закончу. Так сколько с меня?
- Пятнадцать. Этот - пятнадцать.
- Вы, кажется, говорили, что браслеты по десять - извини, Уоррен, я сейчас, - разве нет?
- Этот - пятнадцать. Пятнадцать, пожалуйста.
Кики полезла в сумку за кошельком. Уоррен Крейн
стоял рядом - огромная голова, слишком мощная для ладного мускулистого тела рабочего из Нью-Джерси, скрещенные на груди здоровенные моряцкие руки и хитрое выражение на лице, словно у зрителя, ожидающего появления комедианта. Когда ты выключена из мира секса - состарилась, растолстела или просто не внушаешь известных чувств, - ты открываешь новый спектр мужских реакций. Одна из них - ирония. Ты кажешься им забавной. Впрочем, подумала Кики, их ведь так воспитывали, этих белых американских мальчишек: я для них тетушка Джемайма с коробки любимого в детстве печенья, пара толстых лодыжек, вокруг которых носятся Том и Джерри. Еще бы я для них не забавная. И все-таки, отправься я хоть в Бостон - прохода не дадут. На прошлой неделе какой-то парень, который мне в сыновья годится, битый час преследовал меня в Ньюбери и не отстал до тех пор, пока я не посулила ему свидание; пришлось дать ему случайный номер телефона.
- Деньги не нужны, Кикс? - спросил Уоррен. - А то могу подбросить.
Кики засмеялась. Наконец она нашла кошелек, заплатила и распрощалась с торговцем.
- Смотрится шикарно, - подтвердил Уоррен, переводя взгляд с ее лица на щиколотку и обратно. - Правда, ты и так шикарная женщина.
Это их вторая особенность. Они отчаянно флиртуют с тобой, поскольку это ни при каких обстоятельствах не всерьез.
- Что она купила, что-нибудь эдакое? Какая прелесть! - сказала Клер, подходя и глядя Кики на ноги. Ее крошечное тело вжалось Уоррену в живот. Фотографии удлиняли Клер, делая ее выше и крепче, но в жизни эта американская поэтесса была чуть больше полутора метров и выглядела как подросток даже в свои пятьдесят четыре. На нее пошло минимум вещества. Можно было проследить малейшее движение ее пальца, током пробегавшее по венам, которые тянулись вдоль ее тонких рук и забирались на шею, похожую своими аккуратными складками на мехи аккордеона. Игрушечная головка Клер в каштановом бобрике как раз вмещалась в ладонь ее возлюбленного. Кики они казались такими счастливыми, но стоило ли этому верить? Веллингтонские пары гениально играют счастье.
- Вот это день! Там и то так жарко не было - мы вернулись неделю назад. Солнце сегодня как лимон. Как огромная лимонная капля. Просто невероятно, - говорила Клер, в то время как Уоррен легонько ерошил ее макушку. Она слегка запиналась - первые минуты разговора Клер всегда нервничала. Она училась с Говардом в магистратуре, и Кики была знакома с ней тридцать лет, только вряд ли они хорошо друг друга знали. Закадычными подругами они не были. В каком-то смысле Кики каждый раз встречалась с Клер впервые.
- Ты потрясающе выглядишь! - продолжала Клер. - Просто пир для глаз! Какой наряд! Как на закате - красный, желтый, терракотовый. Ты, Кикс, заходящее солнце.
- Ну, - сказала Кики, поводя головой с той грацией, которая, как она знала, очаровывала белых, - мое солнце уже зашло.
Клер издала резкий смешок. Уже не в первый раз Кики отметила отрешенность ее умных глаз, противостоящих инерции смеха.
- Ну пойдем, пройдемся с нами, - сказала Клер умоляюще, толкая Уоррена в центр между собой и Кики, словно ребенка. |