- Верно, - подтвердил Говард. - Классик в парике. Про него еще фильм сняли.

- Ага, видел. Кино реально штырит.

- Это точно.

Кики захихикала. Говард оставил Зору и взялся за жену, обняв ее сзади. До другого ее бедра рука Говарда не доставала, но они с Кики все равно спустились к парковым воротам сладкой парочкой. Это был один из его способов сказать «прости». Так они уравновешивали прожитый день.

- Только посмотрите на эту очередь, - хмуро сказал Джером, мечтавший об идеальном вечере. - Надо было выехать пораньше.

Кики поправила на плечах свой лиловый палантин.

- Ну не такая уж она и длинная. Во всяком случае, не холодно.

- Я махану через забор только так, - сказал Леви, берясь за чугунные пики ограды. - А вы стойте, как лохи, в очереди. Братану ворота ни к чему, он и так перепрыгнет. Это по-уличному.

- Что-что? - переспросил Говард.

- Ну, по-уличному, - протянула Зора. - То есть в согласии с улицей, по уличным законам. В унылом Ле- вином мирке, если ты негр, у тебя тайный священный союз со всякими закоулками.

- Слышь, кончай рот разевать. Что ты знаешь про улицу? Ты ж ее не видала.

- А это что? - спросила Зора, ткнув в землю пальцем. - Зефир?

- Брось. Это не Америка. Разве это Америка, это детская площадка.  Я родился в этой стране, я знаю. Ты смотайся в Роксбери или в Бронкс[[9]] - вот Америка и вот улица.

- Леви, ты не живешь в Роксбери, - медленно проговорила Зора. - Ты живешь в Веллингтоне. И мотаешься в Арундел[[10]]. И носишь белье со своими инициалами.

- А я, интересно, уличный? - задумался Говард. - Я полон сил, и у меня есть шевелюра, глаза и прочее. И яйца первый сорт. Конечно, IQ мой выше среднего, но пороху во мне много.

- О нет.

- Папа, не говори «яйца». Пожалуйста.

- Так я гожусь для улицы?

- Черт, почему ты из всего делаешь хохму?

- Я так хочу быть уличным!

- Мам, ну скажи ему.

- Я разве не пацан? Ну погляди. - Говард начал выворачиваться наизнанку, усиленно работая телом и руками. Кики вскрикнула и прикрыла глаза ладонью.

- Честное слово, мам, я иду домой - еще раз он дернется, и я ухожу.

Леви отчаянно искал свой капюшон, чтобы закрыться от пантомимы Говарда, который и не думал останавливаться. Через несколько мгновений Говард порадовал публику единственным хранившимся в его памяти отрывком из рэпперской песни - эти строчки он таинственным образом выудил из лирической жвачки, которую ежедневно жевал Леви.

- Моя шняга не коряга, - начал Говард. Его домочадцы взвыли от ужаса. - Мой батон умен, как Платон.

- Все, меня нет.

Леви ловко рванул вперед и нырнул в муравейник, сочившийся в ворота парка. Все рассмеялись, даже Джером, и, глядя, как он смеется, Кики почувствовала облегчение. С Говардом всегда было весело. Ей уже при первой встрече с ним пришла в голову расчетливая мысль: он из тех отцов, которые могут рассмешить своих детей. Кики ласково ущипнула его за локоть.

- Что-нибудь не так? - самодовольно спросил Говард и разомкнул сложенные на груди руки.

- Все так, милый. Телефон-то у него есть? - спросила Кики.

- Есть - мой, - ответил Джером. - Он стащил его утром из моей комнаты.

Они примкнули к медленно текущей толпе, и парк дохнул на Белси своими сладкими, живыми, плотными ароматами уходящего лета. Этим влажным сентябрьским вечером Бостон-Коммон был мало похож на ухоженное историческое место громких речей и публичных казней. Он презрел садовников и возвращался к естественности и дикости. Бостонская чопорность, присущая, по мнению Говарда, всему историческому, просто не устояла перед наплывом жарких тел, стрекотом сверчков, нежной сыростью деревьев и мелодичной какофонией, создаваемой при настройке инструментов.