Счастье, – говорил он, —

         Есть ловкость ума и рук.

         Все неловкие души

         За несчастных всегда известны.

         Это ничего,

         Что много мук

         Приносят изломанные

         И лживые жесты.

         В грозы, в бури,

         В житейскую стынь,

         При тяжелых утратах

         И когда тебе грустно,

         Казаться улыбчивым и простым —

         Самое высшее в мире искусство».

         «Черный человек!

         Ты не смеешь этого!

         Ты ведь не на службе

         Живешь водолазовой.

         Что мне до жизни

         Скандального поэта.

         Пожалуйста, другим

         Читай и рассказывай».

         Черный человек

         Глядит на меня в упор.

         И глаза покрываются

         Голубой блевотой, —

         Словно хочет сказать мне,

         Что я жулик и вор,

         Так бесстыдно и нагло

         Обокравший кого-то.

         . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

         Друг мой, друг мой,

         Я очень и очень болен.

         Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

         То ли ветер свистит

         Над пустым и безлюдным полем,

         То ль, как рощу в сентябрь,

         Осыпает мозги алкоголь.

         Ночь морозная.

         Тих покой перекрестка.

         Я один у окошка,

         Ни гостя, ни друга не жду.

         Вся равнина покрыта

         Сыпучей и мягкой известкой,

         И деревья, как всадники,

         Съехались в нашем саду.

         Где-то плачет

         Ночная зловещая птица.