|
Наряду с нетленным сочинением «Фрай Герундио» его особый интерес вызвало полное собрание сочинений Вольтера на французском языке, в том числе перевод на латинский вольтеровских «Философских писем». — Вольтер по-латыни — это же редчайшая греховная публикация, — шутливо заметил он. Абренунсио сообщил, что книга переведена каким-то монахом из Коимбры, который позволял себе такую роскошь, как перевод редких книг на радость паломникам. В то время как Делауро листал книгу, медик поинтересовался: знает ли он французский? — Не разговариваю, но читаю, — ответил Делауро по-латыни. И добавил без капли чванства: — Читаю также по-гречески, по-английски, по-итальянски, по-португальски и немного по-немецки. — Я спросил вас об этом, услышав ваше суждение о Вольтере, — сказал Абренунсио. — Действительно великолепная проза. — Можно позавидовать, — сказал Делауро. — Жаль, что он француз. — Вы так говорите, потому что вы — испанец, — заметил Абренунсио. — В моем возрасте и с такой смешанной кровью, как у меня, нельзя точно определить, кто я на самом деле, — отозвался Делауро. — И откуда я родом. — Про то никто не знает из нас, живущих на этих землях, — сказал Абренунсио. — Может, через века измыслят для нас какое-либо определение. Делауро поддерживал беседу, не отрываясь от книг. Внезапно, как это с ним часто бывало, он вспомнил о книге, которую у него, двенадцатилетнего мальчишки, когда-то отобрал ректор, о книге, которую втайне всегда мечтал найти с помощью случая или чуда. — Вы помните название? — спросил Абренунсио. — Никогда не знал, — сказал Делауро, — и многое бы отдал, чтобы прочитать до конца. Не говоря ни слова, медик через минуту протянул ему книгу, которую Делауро узнал с первого взгляда. Это было старинное севильское издание «Четырех фолиантов Амадиса де Гаулы». Делауро глядел на книгу, листая страницы дрожащими руками, и прекрасно понимал: он балансирует над пропастью. Наконец отважился спросить: — Вам известно, что это запрещенное сочинение? — Как все лучшие беллетристические сочинения нашего времени, — ответил Абренунсио. — Вместо них печатают трактаты для ученых мужей. Что же остается нам читать, как не пустые рыцарские романы, да и то тайком. — Не совсем так, — сказал Делауро. — Сто экземпляров последнего тиража «Дон Кихота» здесь прочитали уже в год его издания. — Нет, не прочитали, — сказал Абренунсио. — С таможни книги отправлены неизвестно куда. Делауро не ответил, продолжая с волнением рассматривать великолепный экземпляр «Амадиса де Гаулы». — Этот том бесследно исчез девять лет назад из отдела секретного хранения нашей библиотеки, — сказал он. — Вполне возможно, — отозвался Абренунсио. — Но кое-что известно о дальнейшей судьбе этого исторического экземпляра: почти целый год он переходил из рук в руки более чем дюжины разных лиц, трое из которых умерли странной смертью. Я уверен, что они пали жертвой какого-то неведомого воздействия. — Мой прямой долг — донести об этом Святой Инквизиции. Абренунсио не принял это заявление всерьез. — Разве я распространяю ересь? — Нет, но я должен был бы так поступить, ибо нашел у вас запрещенную враждебную книгу. |
