|
ГЛАВА XVIII Аналогичное явление наблюдается в театре по отношению к актерам, любимым публикой; зрители теряют чувствительность к тому, что в них действительно прекрасно или безобразно. Несмотря на свое поразительное уродство, Лекен внушал страсть множеству женщин; Гаррик тоже, по разным причинам; но прежде всего потому, что женщины в них видели уже не действительную красоту черт или движений, а ту красоту, которую воображение давно привыкло приписывать им в память всех удовольствий, доставленных ими, и в благодарность за них: так, например, одно лицо комического актера вызывает смех, как только он появляется на сцене. Возможно, что молодая девушка, впервые попавшая во Французский театр, испытывала во время первой сцены некоторое отвращение к Лекену; но вскоре он заставил ее плакать или содрогаться; да и как устоять против его исполнения ролей Танкреда {См. у г-жи де Сталь, в "Дельфине", кажется; таковы средства некрасивых женщин.} или Оросмана? Если ей все же и было заметно его безобразие, восторги всей публики и нервное воздействие, производимое ими на юное сердце1, очень быстро затмевали его. От безобразия оставалось одно название, да и того не оставалось, ибо случалось слышать, как пылкие поклонницы Лекена восклицали: "До чего он прекрасен!" 1 Именно этому нервному воздействию я склонен приписать изумительное и непостижимое впечатление, производимое модной музыкой (в Дрездене -- Россини, 1821). Выйдя из моды, она не становится от этого хуже, а между тем не производит больше впечатления на простодушные сердца молодых девушек. Может быть, она им нравилась лишь потому, что вызывала восторг в молодых людях. Г-жа де Севинье (Письмо 202, 6 мая 1672) пишет своей дочери: "Люлли довел королевский оркестр до высшего совершенства; прекрасное Miserere поднялось на новую высоту. При исполнении Libera все глаза были полны слез". Нельзя сомневаться в правдивости этого впечатления, как нельзя оспаривать ум и вкус г-жи де Севинье. Музыка Люлли, которая очаровала ее, обратила бы нас теперь в бегство; в те времена эта музыка побуждала к кристаллизации, а теперь она делает ее невозможной. Будем помнить, что красота представляет собою проявление характера или, иначе говоря, душевного склада и что, следовательно, она свободна от всякой страсти. Нам же нужна страсть; красота может дать только вероятность относительно женщины, и вдобавок вероятность лишь относительно того, какова она в спокойном состоянии; а взгляды нашей возлюбленной с рябинками на лице -- прелестная действительность, упраздняющая все, какие только могут быть, вероятности. ГЛАВА XIX ЕЩЕ ОБ ИСКЛЮЧЕНИЯХ В ВОПРОСЕ О КРАСОТЕ Умные и нежные женщины, но обладающие робкой и недоверчивой чувствительностью, женщины, которые на следующий день после своего появления в свете тысячу раз и с мучительным страхом припоминают все, что они сказали или позволили угадать,-- такие женщины, говорю я, легко привыкают к отсутствию красоты у мужчин, и это почти не служит препятствием для их любви. По той же причине мужчина почти равнодушен к степени красоты обожаемой возлюбленной, которая выказывает ему одну лишь суровость. |
