|
Здесь замечательно, что в первой части употребляются одни и те же корни, холодное и горячее, тогда как во второй части речь уже разнообразится синонимами: «сухое» и «черствое», «влажное» и «мокрое». Таким образом, вероятно, Гераклит показывал, что закон единства противоположностей действует независимо от имен: хотя имена и выражают сущность явлений, их порядок не влечет за собой сам порядок явлений. В этом смысле сущность получает автономию явлений в отличие от магического отношения к имени, когда повторение одного и того же имени или, напротив, нанизывание синонимов должно было непосредственно овладеть предметом, надежно выкликать его. Для Гераклита эти техники выкликания – только необязательные эпизоды в реальной диалектике вещей.
126а
* * * Учение о седмерице, гармонии семи известных тогда небесных движущихся тел (Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн), напоминает скорее Пифагора, чем Гераклита, хотя вполне могло быть воспринято и им. Приблизительно можно передать значение этого отрывка так: фазы Луны являются достаточными для календаря, так как указывают на месяцы, и другие светила не нужны. Но принцип гармонии определяет не только смену вещей, но их действительное устройство. А действительное устройство вещей вводит противоположности, и наглядный памятный знак такого устройства – противоположность Большой Медведицы и Малой Медведицы. Так что, смотря на неизменное небо, в котором не происходит смертей (поэтому оно бессмертно, не в смысле отвлеченной вечности), можно всякий раз вспоминать о единстве противоположностей как регулируемом Логосом, который на уровне отдельных обособленных логосов создает смену времен года как частное постоянное событие мироздания.
126b
* * * Цитата взята из рукописного схолия (пояснения) к Платону, где Гераклит цитируется по памяти. Скорее всего, это очень приблизительное выражение мысли Гераклита, и делать определенные выводы на основе этого отрывка не следует.
127
* * * Хотя стилистически это рассуждение, обращенное к египетским почитателям Осириса как умирающего и воскресающего бога, соответствует стилю Гераклита как стилю антитез, Лебедев считает его неподлинным. Мы предполагаем, что это могла быть часть полемики Гераклита с Пифагором о переселении душ по образцу смерти и воскресения Осириса. Таким образом Гераклит утверждал, что пифагорейское учение о душе так же не выдерживает проверки простым здравым смыслом, как и египетская религия. Но, возможно, это высказывание и принадлежит не Гераклиту, а какому-то его подражателю: слишком частный здесь рассматривается вопрос в сравнении с темами всей книги.
128
Тоже спорно, Гераклит ли это: такая полемика против традиционной религии не является специфичной для Гераклита. У него были более сильные аргументы против традиционной религии, чем осуждение идолопоклонства с позиций здравого смысла. Как мы помним, духом для Гераклита был «нрав» (фрагмент 119), а не боги народной религии, и, возможно, здесь он хотел защитить понятие духа от любого неразумия.
129
* * * Перевод не может передать всей злости этой инвективы: слово «история» означает любые каталогизируемые сведения (как мы говорим, «естественная история» в смысле «сведения о природе»), слово «отобрав» оригинала заимствовано из греческого в русский как «эклектика», «создал» может иметь грубое значение фабрикации: «слепил, сколотил, соорудил». «Злохудожество» – изобретательность во зле, умение расчетливо причинять зло (ср. «в злохудожную душу не внидет премудрость и не обитает в телеси, повиннем греху» (Прем. |
