Искренне Ваш,

Доброжелатель».

Вторым вложением оказался конверт, адресованный Дьюкейну и содержащий внутри письмо. Кейт вытащила письмо.

«Мой ненаглядный, мой бесценный Джон, это — всего лишь очередное из моих ежедневных посланий, в которых я пишу о том, что тебе и без того известно: что безумно люблю тебя. Ты был так невероятно добр ко мне вчера после моей безобразной сцены — знай же, как я невыразимо благодарна, что ты остался! Целый час потом лежала на кровати и плакала благодарными слезами. Видишь, любовь в конечном счете всегда заставит нас уступить! И потому я дня не пропущу, чтоб не послать тебе подтверждение своей любви! Я верю, что у нас с тобой есть общее будущее. Тысячу раз твоя

Джессика».

Кейт посмотрела, каким числом помечено письмо. Ее оглушило и замутило, словно в нутро ей загнали какую-то черную тяжесть. Она ухватилась за спинку скамьи, повернулась было, собираясь сесть, но отступила, опустилась на траву и закрыла лицо руками.

— Ну что? — сказал спустя немного Дьюкейн.

— Теперь я, кажется, знаю, как понимать ваше «данное в чувствах», — отозвалась Кейт нетвердым голосом.

— Мне очень жаль. — Дьюкейн говорил совсем спокойно, только к спокойствию его прибавилась усталость. — Что я могу сказать? Вы были уверены, что это ничему не повредит, — мне остается лишь надеяться, что вы были правы.

— Но вы же говорили, что все это осталось в прошлом…

— Так оно и есть. Я не состою в связи с этой особой, хотя из письма можно заключить обратное. Уже два года, как я прекратил близкие отношения с нею, но по недомыслию продолжал с ней видеться.

Кейт сказала натянуто:

— Нет, вы, естественно, вольны видеться с кем хотите и делать что хотите. Вы знаете, я ни в чем не собираюсь вас ограничивать. Да и не вправе. Меня лишь несколько удивляет, что вы, как бы это сказать… вводили меня в заблуждение…

— Лгал вам. Верно. — Дьюкейн встал. — Я пойду, пожалуй. Придется вам примириться с этим, Кейт, вот и все, — если сможете. Я поступал неправильно, в известном смысле я обманывал вас. То есть давал вам понять, что я ничем не связан, а выглядит определенно иначе. Простите.

— Вы что, едете обратно в Лондон?

— Да нет.

— Ох, Джон, что же это происходит?

— Полагаю, ничего.

— Вы не хотите хотя бы… объяснить?

— Надоело мне объяснять, Кейт. И сам себе я надоел.

Он быстрыми шагами направился к проходу в кустах таволги.

Кейт, стоя на коленях, медленно собрала разбросанные письма и сложила их обратно в испанскую корзинку. С ее согретых солнцем щек капали на сухое сено слезы. Ку-ку, ку-ку, сбивчиво и глухо взывала из лесу птица.

Глава тридцать первая

— Скоро произойдет одно событие, — объявил, не обращаясь ни к кому в частности, Пирс.

Субботний ланч подошел к концу. Дьюкейн, Мэри и Тео, все еще сидя за столом, курили. Кейт с Октавианом пересели на диван и переговаривались вполголоса. Пола с двойняшками вышла на газон, где дети затеяли игру в барсучий городок. Барбара, присев на подоконник, читала «Сельскую жизнь». Пирс, в позе танцовщика, готового к прыжку, стоял возле кухонной двери.

— Какое событие, голубчик? — спросила Мэри.

— Нечто вопиющее, ужасающее.

От Барбары, поглощенной чтением статьи, никакой реакции не последовало.

— Ты уже совершил нечто вопиющее и ужасающее, — сказал Дьюкейн. — Думаю, тебе стоит тем и удовольствоваться на стезе твоих преступлений.

— Вопиющее по отношению к тебе самому или к кому-нибудь другому? — заинтересованно осведомился Тео.