— Пола, — заговорил Ричард, — мы с тобой разумные люди. Возможно, поодиночке нам с этим ничего не поделать, но что-то, может быть, удастся сделать сообща. Случилось нечто ужасающее, в чем повинны мы оба. Да, так случилось. Ты знаешь, что я не верю в Бога, в разные там муки совести, раскаяние и прочую муть. Прошлое миновало, его больше не существует. Но существуют обязательства, порожденные этим прошлым, а также — наши мысли о нем, с которыми не так-то легко бывает совладать. В отношении Эрика нам, по моему рассуждению, ничего не остается, кроме как забыть этого остолопа. Зато мы кое-что могли бы предпринять в отношении друг друга, чтобы рассеять эту тучу, — если б решили, что стоит снова попробовать жить вместе. Не думаю, что в этом случае тот черный ком продолжал бы торчать, отравляя нам каждый день. Я думаю, он исчез бы постепенно.

Глядя на него, слушая, как выговаривает четкие фразы его высокий голос, так знакомо излагая и развивая очередную мысль, Пола почувствовала, что ее пробирает дрожь, в которой тотчас же распознала желание. Ей хотелось кинуться на шею Ричарду и изо всех сил прижать его к себе. Она одернула себя мысленно и закрыла глаза.

— Ты что, Пола?

— Нет, ничего. Ты, вероятно, прав. Теперь дальше. — Открыв глаза, Пола уперлась взглядом в размазанное сине-золотое пятно Бронзино. — Ричард, если б ты вернулся ко мне — если бы… У тебя снова появлялись бы время от времени другие женщины?

— Возможно, — сухо сказал Ричард после короткого молчания.

— Я так и думала…

— Прошу тебя, Пола… Трудно сказать. В данный момент у меня такое чувство… Черт, мало ли, — ну, чувство, и что? Я не знаю. Если все пойдет по-старому, я допускаю, что когда-то и изменю тебе. Поживем — увидим. Объявить тебе, что я, дескать, железно решил, — бессмысленно, сама знаешь.

— Знаю. Что ж, наверное, я смогу это выдержать. Только сделай милость, Ричард, пожалуйста, постарайся мне не врать!

— То есть ты хочешь, чтоб я тебе докладывал каждый раз, как поцелую свою секретаршу?

— Нет. Но я хотела бы знать, спишь ли ты со своей секретаршей.

Ричард вновь ненадолго умолк; по залу как раз успела совершить резвую пробежку стайка школьников. Потом сказал с расстановкой:

— Очень нелегко, Пола, давать заранее такие обещания. Вернее, давать-то их как раз легко. Труднее с уверенностью предсказать, устоишь ли перед соблазном урвать на скорую руку малую долю ни к чему не обязывающего удовольствия.

Пола, не отрываясь, глядела на фарфороволикую Фальшь, на ее ладони не с той руки, ее чешуйчатый хвост. Здесь ли тот камень преткновения, когда все рушится, с грохотом разлетаясь в стороны обломками масок, мятыми розовыми лепестками, окровавленными перьями? Но, глядя уже проясненным взором, чувствовала, как, сметая прочь любые сомнения, в ней крепнет воля к тому, чтобы вернуть Ричарда обратно.

— Ладно. И все-таки ложь имеет свойство омрачать и портить.

— Известное дело. Постараюсь сводить ее к минимуму.

Эта типичная для него четкость и даже это стремление в самую решающую минуту оставить крошечную лазейку для Венеры, Купидона и Прихоти отозвались в Поле приливом такой любви, что ей стоило труда держать себя в руках.

— Вот только близнецы, Пола…

— А что близнецы?

— Они не настроены против меня?

— Нет, что ты, родной! Они сохранили любовь к тебе нетронутой, я точно знаю!

От нечаянного ласкательного словечка, от образа детей у Полы защипало в глазах. Она отвернулась, смаргивая слезы, и первый раз за все время подумала, нравится ли ему еще.

— Ох, слава тебе Господи! И когда же их можно… Постой, так мы что, — решили?

Пола вновь повернулась к нему, уже не заботясь о том, что он увидит ее слезы.