Ложись поскорей, пожалуйста.
— Уже иду.
— Милый мой, какой ты кругленький…
— Ты готова, дорогая?
— Да, готова. Слушай, а знаешь, что Барби привезла тебе в подарок на день рождения — нипочем не угадаешь?
— Что же?
— Ходики с кукушкой!
Глава восьмая
Напротив Дьюкейна, по ту сторону письменного стола, сидел министерский курьер Питер Макрейт.
— Я располагаю информацией, — вкрадчиво начал Дьюкейн, — которая позволяет заключить, что за недавней продажей средствам печати материала, порочащего мистера Радичи, стоите вы, мистер Макрейт.
Он замолчал, выжидая. В комнате было жарко. Снаружи монотонно рокотал Лондон. В воздухе, то и дело садясь на руку Дьюкейна, неслышно кружила быстрая мушка.
Белесо-голубые глаза Макрейта глядели на Дьюкейна в упор. Наконец он отвел их — вернее, повел ими по кругу, словно бы выполняя вращательное упражнение. Моргнул разок-другой. И с доверительной полуулыбкой снова уставился на Дьюкейна.
— Ну что же, сэр, видимо, рано или поздно это должно было выплыть наружу, — произнес он.
Дьюкейна раздражал тонкий голос Макрейта с шотландским, не поддающимся более точному географическому определению выговором, раздражала расцветка этого субъекта. Никто не вправе был уродиться на свет таким рыжим и белокожим, с глазами такой водянистой голубизны и в довершение всего — с таким карамельно пунцовым ртом. Макрейт был воплощением дурного вкуса.
— Так вот, мне понадобятся кой-какие сведения от вас, мистер Макрейт, — сказал Дьюкейн, деловито перебирая бумаги на столе и смахивая прочь неотвязную муху. — Прежде всего я желаю точно знать содержание этого проданного вами материала, а потом задам вам ряд вопросов о данных, на которых он основан.
— Выпрут меня отсюда? — спросил Макрейт.
Дьюкейн замялся. Честно говоря, увольнение Макрейта было неотвратимо. В настоящий момент, однако, от Макрейта требовалось содействие, и Дьюкейн отвечал:
— Такие вопросы — вне моего ведения, мистер Макрейт. Вас непременно известят надлежащим образом, если отпадет надобность в ваших услугах.
Макрейт положил на стол бледные руки, опушенные рыжеватыми длинными волосками, и подался вперед.
— Спорим, что выпрут, — сказал он задушевно. — А то вы не знаете!
Теперь Дьюкейн различил в его речи оттенок кокни.
— Нам потребуется, мистер Макрейт, экземпляр этого материала. Как скоро вы можете его предоставить?
Макрейт выпрямился. С некоторым усилием обескураженно поднял бровь. Брови его, чуть тронутые рыжиной, были почти неразличимы на лице.
— У меня нету экземпляра.
— Полно, полно, — сказал Дьюкейн.
— Клянусь вам, нету, сэр. Понимаете, я его не писал. Я не больно горазд писать. А с этими ребятами, газетчиками, — знаете как. Я только говорил — они записывали, потом зачитали мне, что получилось, и я подписался. А сам ничего не писал.
Очень похоже на правду, подумал Дьюкейн.
— И сколько вам заплатили?
Бледная физиономия Макрейта захлопнулась, как створки раковины.
— Денежная сторона, сэр, — это личное дело каждого, если можно так выра…
— Я бы на вашем месте сменил тон, Макрейт, — сказал Дьюкейн. — Вы поступили крайне безответственно, и вас могут ждать серьезные неприятности. Зачем вы продали этот материал?
— Видите, сэр, такой человек, как вы, сэр, просто не знает, каково это — жить в нужде. Ради денег продал, сэр, отпираться не стану. Соблюдал свой интерес, как по-своему соблюдаете даже вы, сэр, осмелюсь сказать. |