Вообще-то, покойников я не боюсь.  Вообще-то бояться обычно те, кто покойников никогда не видел.  Они еще не примеряли на себя такое, и не знают чего ждать и от себя и от мертвеца. Им кажется, что не все так просто, что, может быть, есть в смерти что-то такое, о чем все молчат. Знают, но молчат. Что-то вроде кровей у женщин. Мелочь, а страшно.  Я же видела вполне достаточно мертвецов для того, чтоб не только страха, но и удивления не чувствовать.  И если я час назад едва не осела мешком на пол, то это не от страха.  Просто я думала (сама не знаю, почему), что покойники для меня кончились вместе со столицей и войной.  Если мою богиню занимают мои мысли, она, наверно, сейчас хихикает потихоньку в своем лукошке.

 Как я уже говорила, все пошло вразнос еще прошлой осенью.  А всю зиму и весну я смотрела на войну, глаз отвести не могла.  Война выглядела совсем не так, как я ожидала.  Корабль приходил иногда раз в седмицу, иногда даже раз в три дня. Приходил под вечер, крадучись, останавливался у самого дальнего причала.  Иногда на нем бывало всего два десятка трупов, иногда до сотни.  Только, как объяснял Густ, по этому нельзя судить о том, сколько было сражений и кто одержал победу.  Многое зависело от погоды - ветер, волнение, и ни одного трупа не выловишь.  Или, наоборот, штиль, жара, тогда, не смотря на все решения Совета Старейшин, многое полетит за борт.  К счастью, жарких дней нам выпало совсем немного. Война с народами моря началась осенью и растянулась на всю зиму. Так что разные были радости - и северный ветер, пересчитывающий кости, и промокшая от соленых брызг одежда, и сверла, впивающиеся в обледеневшие пальцы. Hо, что до вони, то, спасибо богам, воняло вполне терпимо.  В городе из уст в уста передавали рассказ о том, как сотню лет назад победители из-за шторма не подобрали своих убитых и, когда корабли вернулись в город со славой, Совет приказал казнить полководцев. И никакие мольбы не помогли.  Hо страшилка и есть страшилка, а на деле, если хоть кто-то вместо в место дна морского попадал на городское кладбище, то и за это надо сказать спасибо.  А за то, что попадали они в более-менее приличном виде, нужно сказать спасибо ночной страже. И мне.  В общем-то работа была женская - мытье, шитье, краска, отдушки. Вот только занимались ею, если не считать меня, пятеро негодных к военной службе парней, то и дело бегавших за ближайший барак облегчить желудок.  А когда под утро на причале появлялись первые родственники, Густ неизменно совал мне такую охапку дров, что я едва до земли не сгибалась. И говорил:  - Придешь домой, обязательно помойся хорошенько. Хорошенько, слышишь! Смотри, воды не жалей.  В общем:

 Юн юницу полюбил,  Юн юнице говорил:  "Я тебя люблю!  Дров тебе куплю!"

 Да, забавное это было время, когда парень мог выразить симпатию девушке таким вот образом.  Причем дрова были серьезные: по большей части просмоленные корабельные доски. Как они потом в печке гудели да трещали!  Потом, под вечер, когда всех узнанных покойников родичи развозила по домам, я снова возвращалась в Порт.  К неузнанным.  Тут и начиналось мое настоящее дело.  Я просто смотрела на них и запоминала.  Потом Густ и ребята увозили их, чтоб похоронить на старом кладбище.  А я шла в храм, кормила свою богиню, и рассказывала ей. Подробно о каждом. Об одежде, волосах, родинках, шрамах, бровях, губах, ладонях. И о том молчаливом ожидании, которое видела на их лицах. Словно души их все еще блуждали где-то неподалеку, но боялись обратить на себя внимание, как дети из хорошей семьи. Старались не подать вида, что им боязно отправляться без проводника в дальнее путешествие. И я простила свою богиню проследить, чтоб они не заблудились, не сбились с дороги. Больше за них попросить было некому.  Мою богиню зовут Гесихия, что значит Тишина.