Когда я узнаю, где ты, в Москве или в Ташкенте, я пришлю тебе рукопись. Устрой ее, где знаешь. Я потерял все издательские связи. Ты пишешь, что Скосырев послал мне телеграмму. Телеграммы от него я не получил и кто такой Скосырев — не знаю. Был Скосырев — писатель в Москве. Это он? Чем он заведует? Где он? Есть ли в Москве «Советский писатель»? А Детиздат? Пиши мне, телеграфируй.

Ты мне пишешь, что переезжаешь в Москву не ради себя, а ради меня. А я хотел бы, чтобы ты переехал ради себя. И не для того, чтобы быть там на виду — не до виду сейчас, — а оттого, что я был бы за вас спокойнее — поверь мне.

Если ты действительно переедешь в Москву, — возьми, умоляю, туда Марину и моих детей. Марина не только не будет тебе в тягость, а поможет и тебе, и маме. Если сам собираешься жить в городе — посели их в Переделкине. Им машина не нужна.

Получил от Лиды письмо с двухмесячным опозданием — не столько по вине почты, сколько по вине своих переездов. Она просит, чтобы я поглядел за ее квартирой. Не думаю, чтобы у нее сохранилось хоть что-нибудь из вещей — таких чудес там не бывает. Если мне суждено будет когда-нибудь снова побывать на Загородном, я непременно зайду и проведаю. Я сам ей на днях напишу. Я рад, что ей лучше. Привет ей и маме. Я так часто о них думаю!

Отчего ты не прислал мне свою сказку? Она доставила бы мне радость.

Оставили ли вы кого-нибудь у себя в московской квартире на время отъезда в Ташкент? Я хотел бы послать туда посылкой кое-что, сохранившееся от моего архива — здесь держать негде, таскать с собой тяжело, а квартиры у меня нет. Пиши. Телеграфируй.

Твой Коля.

Ох, советую — поезжайте домой.

Ты спрашиваешь — где за меня хлопотать? В Главном Политическом Управлении Военно-Морского Флота.

Если уж надо служить, я хотел бы служить в большой центральной военной газете — в «Красной Звезде», например.

27 июля 1942 г. Новая Ладога

Милый папа, почему ты мне не пишешь? Уже почти два месяца назад ты написал мне открытку, что в июле будешь в Москве и возьмешь туда Марину. И с тех пор — ни слова. Я послал маме телеграмму — она мне не ответила. Сейчас я кончил книгу, хочу послать тебе рукопись — не знаю куда. Марина, Тата, Гуля пропадают, им необходимо попасть в Москву, а я беспомощен сейчас, бессилен, и мне не к кому обратиться, кроме как к тебе. Ведь у тебя в Москве квартира и дом — неужели их никак нельзя туда устроить. Ну, сделай это ради меня, пока я не уехал вслед за Бобой. Кого мне просить, к кому мне обращаться в беде, как не к тебе? А ты мне не пишешь по месяцам и Марине не отвечаешь на письма. Я не понимаю, почему ты в Ташкенте, но если у тебя есть причины, которых я не знаю, так съезди в Москву на время, устрой там моих. Я понимаю, что это хлопотно, но нельзя же, чтобы все пропали.

Очень любящий тебя Коля.

Нов. Ладога, Ленингр. обл. п/я 22.

30 июля 1942 г. Новая Ладога

Милые мама и папа!

Вот Вам Ваш старый-старый старший сын. Снимал меня Тарасенков. День был солнечный, — чуть ли не единственный за все лето, — и солнце било мне прямо в глаза.

Полтора месяца не имею от вас никаких известий, и это так тревожно и грустно. Пишите мне, пожалуйста.

Ваш Коля.

30 июля 1942 г.

Новая Ладога, Ленинградской обл. п/я 22.

5 августа 1942 г. Ташкент

Буду Москве середине сентября. Марине, детям рад всегда везде. Когда собираемся Москву?

7 августа 1942 г. Ташкент

Выехать сейчас не могу, предлагаю Марине приехать Ташкент, отсюда вместе поедем Москву.

14 августа 1942 г. Новая Ладога

Милый папа! Наконец дошли до меня твои телеграммы о том, что в сентябре ты будешь в Москве и возьмешь туда Марину.