Пишу очерки, роман, историю полка закончил. Приключения мои после нашей с тобой разлуки были исключительно любопытны. Я много летал и плавал. Теперь я живу мирно, работаю, сижу на одном месте и жду от тебя вызова.
Вызов мне нужен, в сущности, какой угодно: от Рябова, или от Военмориздата, или от Военной комиссии ССП, или даже от Гослитиздата — меня, вероятно, отпустят по любому, но не больше, чем на 10 дней.
14 января 1943 г. Ташкент
Приедем Москву конце января, дне выезда телеграфируем тебе, Марине; мечтаем увидеться — Чуковские.
12 февраля 1943 г. Москва
Найдой говорил, вызов послан, Марине хлопочу.
2 марта 1943 г. Москва
Марине вызов послан 27 февраля.
2 июня 1943 г. Москва
Поздравляем рождением, желаем скоро приехать Москву, здоровы, ждем известий — папа с мамой.
2 июня 1943 г. Москва
Дорогой Коля!
Живем мы очень мирно и благополучно — до времени. Был я в ВОКС’е, наговорил о твоем романе, ждут. Видел вчера Шолохова, читал ему свою сказку, сказку он одобрил, подписал бумагу в Детгиз с требованием напечатать ее. Подписал и Толстой. Подпишут и Федин, и Фадеев, и Зощенко, и Слонимский и, кажется, даже Асеев. Результатов это иметь не будет. Тогда я плюну. Basta cosi.
О Чехове пишу упрямо и радостно. Только бы дожить, чтобы кончить! В первой части будет десять глав: человек. Во второй десять глав: писатель. Впервые будет объявлено читателям величие таких вещей, как «В овраге», «Дама с собачкой», «Скрипка Ротшильда».
Был у меня Квитко. Я читал ему «Скрипку Ротшильда», и оба мы разревелись.
Сегодня в «Правде»: Николай Тихонов, писатель, награжден Орденом Отечественной войны 1-ой степени. Это праздник для всей русской литературы!
Надеюсь, что ты скоро вернешься. Здесь мы открываем Выставку детского рисунка. Кропаю об этом статейку.
Таточка в абдоменах, кадаврах, предплечьях, матках, почках, печенках и проч. И незаметно втянула во все это Гулю. А Гуля тянет Женю в «двигатели внутреннего сгорания». Жалко, что у нас так мало времени — для этих глубокоуважаемых мыслителей.
Твой отец.
23 июля 1943 г. Ленинградская область Милый папа, ты мне совсем не пишешь. Я отправил тебе письмо месяц назад, и до сих пор нет ответа. И я почти ничего не знаю о вас — маринины письма очень скупы. Я понимаю, что тебе лень писать, но все-таки очень прошу тебя ответить мне на все мои дальнейшие фразы, отмеченные вопросительными знаками.
Как твои дела? Что сказка? Что Чехов? Что книга «Двенадцать портретов»?
Как Лида? Приезжает ли она в Москву?
Как Переделкино?
Как мои дела? Больше месяца назад я послал тебе с Олей Берггольц рукопись романа для «Молодой гвардии». Передал ли ты ее? Собираются ли они ее печатать? (Ведь издания Военмориздата в общую торговую сеть не поступают.)
Напиши мне об этом. Это очень меня волнует. У меня с ними есть договор, по которому они, если возьмут роман, должны мне много денег.
13-го июля отсюда уехал Успенский, который повез тебе рукопись романа для литературного агентства. Сделал ли ты что-нибудь?
О себе мне писать нечего. Я совершил очень любопытную трехнедельную поездку. Приехал, а тут заново решается моя судьба. То ли меня оставят здесь на теперешнем положении, то ли ушлют куда-нибудь в газетку, т. е. вернут в положение прежнее, откуда с таким трудом выбрался, и тогда прощай всякая надежда на писание, на заработок. Мне это было бы особенно досадно теперь, когда я, после двух лет мытарств, поселился, наконец, в прекрасной отдельной совершенно целой комнате, где есть печка, электричество, вода. Ну, посмотрим. |