— В той зиме нет твоей вины. Таких, как мы, нельзя предоставлять самим себе. Иначе катастрофа неминуема.
Эльза, не щурясь, смотрела на солнце.
Ей бы отвести руку — но его пальцы такие тёплые, а она так долго боялась позволить прикоснуться к себе кому-либо…
— Так странно, — проговорила Эльза. — Мы встретились несколько часов назад — а у меня ощущение, что мы знакомы вечность.
— Нет, не странно, — Джереми склонил голову набок. — У меня тоже.
— С тобой так… легко. Даже с Анной никогда так не было. А я думала, что у меня никогда не будет человека ближе, чем моя сестра, — она прикрыла глаза. — С тех пор, как тролли забрали у Анны воспоминания о моей магии, я была совсем одна. И всегда боялась… раскрыться, навредить… Сейчас всё проще, конечно. Но… — Эльза вздохнула. — Я тринадцать лет отгораживалась от неё, понимаешь? Всё равно, что мы познакомились заново. Но эти тринадцать лет не наверстаешь, как ни старайся. И страх никуда не уберёшь, — она опустила взгляд, уставившись на свои руки. — Я всё время вспоминаю её лицо, когда Анна обернулась ледяной статуей. И больше всего на свете боюсь, что я снова могу… случайно…
— Нет, — твёрдо произнёс он. — Больше этого не повторится.
— Зима — точно, — кивнула Эльза. — Теперь я знаю, что может растопить лёд.
— Я знаю. Но я могу научить тебя, как подчинить его полностью.
— Разве такое возможно? — не поверила девушка.
— Поверь: если ты в любой момент можешь спалить собственный дом, волей-неволей учишься контролировать себя, — хмыкнул Джереми. — Случайное оледенение — одно дело… но случайное возгорание обеспечит тебе и твоим близким массу проблем, — он взглянул на огонёк, вспыхнувший на его ладони, принявший форму монетки; подкинул его в воздух — и монета рассыпалась сотней золотистых искр, осыпавших лицо Эльзы, не обжигая. — Сначала я научился гасить пламя, потом — не вызывать его вовсе. Тебе будет проще.
Эльза печально улыбнулась:
— И где ты был пару лет назад…
Джереми чуть сжал кончики её пальцев — и девушка, смутившись, отвернулась. Обратила взгляд в небо, густеющее летними сумерками, потом — на сизые волны фьорда, лижущие розовый краешек почти утонувшего солнца.
Сбрось его руку, шептало что-то внутри неё. Сбрось, ну же…
Ты не должна…
— Ты знаешь, что у моей песни есть ещё один куплет? — спросил Джереми, внезапно отстранившись.
— Откуда мне знать? — почти с облегчением откликнулась Эльза.
Юноша потянулся за лютней, лежащей подле него.
— Я никогда не пел его прежде. Он слишком… личный, — он пробежался пальцами по струнам. Подкрутил колки. Щипнул одну струну, точно пробуя звук на вкус. — И есть лишь один человек, которому я мог бы его спеть.
— Неужели я? — усмехнулась девушка. — Больно много чести.
— Для королевы? В самый раз.
Звуки лютни зазвучали звёздными россыпями. Они взмыли к шёлку вечернего неба, чья пронзительная синева обращалась в пастельно-розовую кромку у горизонта — а ещё выше взлетел чарующий голос: щемивший сердце, щипавший глаза…
Эльза слушала последние звуки лютни — и ей казалось, что звуки эти касаются её щёк тихими прохладными пальцами.
Когда Джереми опустил лютню, девушка поняла, что забывала дышать.
— Я ведь уже говорил, что был на твоей коронации? — спросил он. |