Настолько, что я беспокоился насчет вашей эмоциональной стабильности. Вам сильно досталось. Потеря родителей была таким ударом, от которого я не был уверен, что вы оправитесь. Вирджиния не заменяла мать, но она была твердой и постоянной. И еще она была просто динамитом, когда надо было вас защищать. По моему мнению, этого было достаточно.
— Вы все это решили, сидя в машине напротив нашего дома?
— Не совсем. Я занимался слежкой не больше недели, когда она меня заметила. Мне казалось, я был осторожен, но Вирджиния была умницей. Она должна была знать, что ее мать не замышляет ничего хорошего. Однажды она подошла к машине, жестом велела опустить стекло и пригласила меня в дом. Она сказала, что если я собираюсь шпионить за ней, то могу, с тем же успехом, делать это с близкого расстояния, да еще получить бесплатную чашку кофе. После этого она знала, что я следую за ней, но не делала никаких уступок. Она делала точно то же, что и всегда. Что я думал о ней и что докладывал, не имело отношения друг к другу..
— Что-то я здесь пропустила. Бабушка была старой даже тогда. Что заставляло ее думать, что у нее есть шанс получить опеку?
— Это другое дело. Она думала, что сможет убрать с дороги вашу тетю Джин. Если она это сделает, то кому еще поручат опекунство?
— Моя мать была старшей из пяти сестер. Тетя Джин была следующей, а после нее были еще Сара, Мора и Сюзанна. Наверное, любая из них была бы предпочтительней.
— Они финансово зависели от старших Кинси. Все девушки удачно вышли замуж, но у их мужей не было таких денег, как у ваших дедушки и бабушки. Как я слышал, Сара и Мора не одобряли вашей матери, и никто из них не хотел идти против миссис Кинси, зная, что она хочет заполучить вас.
— Но каким способом она хотела добиться цели? Какие у нее были рычаги давления? Я до сих пор не понимаю.
— Я, наверное, сказал достаточно.
— Да ладно.
— Вы когда-нибудь сдаетесь?
— Спросить никогда не помешает. Я думаю, что вы расскажете мне так много или так мало, насколько захотите.
Он откусил от булочки и некоторое время жевал, потом отхлебнул кофе.
— Ваша бабушка думала, что Вирджиния была лесбиянкой.
Я уставилась на него в изумлении.
— Вы шутите.
— Вы спрашивали о рычагах. Вот они. В те дни такие обвинения были разрушительными, даже без доказательств. Вот почему я не давал ей письменных отчетов. Я не хотел, чтобы у миссис Кинси было что-нибудь против Вирджинии.
— Тетя Джин была геем?
— Это не то, что я сказал. Я сказал, что ничего не записывал, в любом случае.
— Как ей вообще пришло в голову такое?
— Понятия не имею. Когда она пришла ко мне в офис, она сказала, чего хочет, а именно — получить «вещи» на свою дочь. Такое выражение она использовала. Она сказала, что никакой судья не разрешит опеку человеку с таким «изгибом». Я сказал, что не буду подгонять свои находки к ее целям. Она сказала, что была бы счастлива нанять кого-нибудь другого, кто дал бы ей то, за что она платит. Я ответил, что мне плевать, кого она наймет.
Если ей не нужна правда, я на нее работать не буду.
— Она разрешала так разговаривать с собой?
— Она обиделась, но, думаю, что ей понравилось. Едва ли кто-нибудь спорил с ней в те дни.
— Они до сих пор не спорят. Продолжайте.
— Она рассердилась, но, в конце концов, согласилась. Она была деспотом, но через какую-то черту не решалась переходить. Вирджиния до сих пор была Кинси. Если ваша бабушка была права, то обнародовать склонности Вирджинии стало бы позором для всей семьи.
— Вы говорите, что, если бы она оказалась права, то не стала бы использовать информацию?
— Только не публично. |