— Ну ладно, — согласилась Дженни.

Она положила телефонную трубку на подушку и поднялась со второго этажа на третий. Слевинова дверь была открыта, но мальчика в комнате не было, хотя из радиоприемника громыхала рок-группа «Джефферсон-Эрплейн». Она осторожно перешагнула через рюкзак Слевина, обошла шаткую стопку журналов «Популярная наука», открыла стенной шкаф и тотчас наткнулась на материн пылесос. Она бы не спутала его ни с каким другим — старый пылесос с серым матерчатым мешком для пыли. Провод был аккуратно свернут и как будто не поврежден. Она бы еще поняла, если б Слевин разобрал пылесос, чтобы узнать, как он работает. Или сломал его в припадке ненависти к Перл. Но нет, вот он — цел и невредим — стоит в шкафу. Озадаченная Дженни помедлила несколько минут, потом вынула пылесос из шкафа и стащила его вниз по лестнице к телефону. В трубке нетерпеливо дребезжал голос матери:

— Дженни, Дженни!

— Ты права, — сказала Дженни, — я нашла пылесос в его комнате.

Последовала пауза, которую мать могла бы заполнить возгласом: «А я что говорила?» Но Перл великодушно промолчала. А потом наконец заметила:

— Может, он, сам того не сознавая, просит о помощи?

— Кражей пылесоса?

— Он ведь все-таки очень милый мальчик, — сказала Перл, — это сразу видно. Может, ему нужна помощь психоаналитика или кого-нибудь в этом роде?

— Скорее всего, ему нужно, чтобы в доме у нас было почище. В его стенном шкафу столько пыли, что задохнуться можно.

Дженни представила себе отчаявшегося Слевина за кражей принадлежностей для уборки: у одного соседа он крадет веник, у другого пасту для чистки ванн — и собирает все это с тем же рвением, с каким собирал монетки с профилем индейцев. На нее вдруг напал смех.

— Ох, Дженни! — с грустью сказала мать. — Ну почему ты все превращаешь в шутку?

— Я же не виновата, что случаются такие смешные истории, — ответила Дженни.

— Еще как виновата, — сказала мать. И, не пускаясь в дальнейшие объяснения, деловым тоном потребовала, чтобы к следующему утру пылесос был возвращен.

Дженни, Джо и все дети, кроме малышки, сидели у телевизора. Большинству из них давно пора было спать, но сегодня был особый случай: по программе «Позднее представление» показывали «Вкус меда» — самую любимую картину Дженни. Она видела этот фильм всего один раз в 1963 году и не могла забыть его. «Ничто не сравнится со „Вкусом меда“», — часто повторяла она и, возвращаясь из кино, говорила: «В общем-то фильм неплохой, но не „Вкус меда“».

И теперь любой из детей мог завершить эту фразу, едва Дженни ее начинала. Она открывала дверь, а они тотчас спрашивали:

— Это было как «Вкус меда», Дженни, да?

Однажды она услыхала, как Фиби сказала Питеру:

— Новая учительница в общем-то ничего, но не «Вкус меда».

Узнав из программы, что по телевизору будут показывать этот фильм, дети добились разрешения посмотреть его. Старшие заварили какао, младшие принесли тарелки с хрустящим картофелем. В гостиной Бекки и Слевин расставили стулья перед телевизором.

— Знаешь, что будет? — сказал Джо. — После стольких лет даже «Вкус меда» покажется тебе другим.

По-своему он был прав. Не то чтобы фильм ей разонравился. Да, да, говорила она детям, все было в точности так, как она помнит, только сама она была теперь совсем другим человеком. Сейчас у нее сердце щемило от жалости, а в то время фильм вселил в нее надежду. И как удивительно, как невероятно, что тогда она не увидела в героине фильма себя — в 1963 году, когда она была ординатором и разрывалась между работой и двухлетней дочкой, родившейся спустя полтора месяца после развода! И все-таки тогда эта история про одинокую девушку, живущую в бедности, в ожидании ребенка, глубоко тронула ее; погруженная в мечты, она незаметно для себя сгрызла целую коробку соленых сушек.