Ждет, чтобы ей масло передали. Никогда не попросит, слова не вымолвит, пока ты или отец не скажете: «Не передать ли вам масло?» И она: «Ах, благодарю», как будто только и ждала, когда вы наконец догадаетесь это сделать.
— У нее была нелегкая жизнь.
— Хоть бы раз можно было поесть спокойно, чтобы не передавать ей масла.
— Знаешь, Слевин, ведь она воспитывала нас одна, — сказала Дженни. — Думаешь, ей легко было? В один прекрасный день отец ушел из дома, бросил ее. Мне было всего-навсего девять лет.
— Правда? — Слевин внимательно посмотрел на нее.
— Бросил ее навсегда. С тех пор мы его ни разу не видели.
— Вот сволочь, — сказал Слевин.
— Что поделаешь! — вздохнула Дженни и вернулась к фотографиям.
— Ну что за люди! Так и норовят обдурить.
— Не преувеличивай, — сказала Дженни. — По правде говоря, я теперь даже не помню, как он выглядит. Я бы не узнала его, если бы мы встретились. А мама все выдержала. Все обошлось. Вот посмотри, Слевин, какая у Эзры здесь старомодная стрижка.
Слевин пожал плечами и переключил телевизор на другую программу.
— Видишь, какая я была в твоем возрасте? — Дженни протянула ему свою фотографию, в клетчатом берете.
Он посмотрел и нахмурился.
— Кто это?
— Я.
— Нет, не ты.
— Уверяю тебя, я — в тринадцать лет. Мама пометила на обороте дату.
— Это не ты! — сказал он. Голос у него был необычно высокий, как у маленького ребенка. — Это не ты! Ну сама погляди! Как из концлагеря… Анна Франк! Кошмар! Ужас какой-то!
Удивленная, она перевернула снимок и еще раз посмотрела на него. В самом деле, фотография не особенно удачная: темноволосая маленькая девочка с худым настороженным лицом. Но не настолько ужасная, как он говорит.
— Ну так как же? — спросила она, снова протягивая Слевину снимок.
Он отпрянул.
— Это кто-то другой. Не ты. Ты всегда смеешься, всегда веселая. Это — не ты.
— Ну ладно, будь по-твоему, — сказала она и принялась рассматривать остальные карточки.
— Я хочу поговорить с тобой о вашем старшем, — сказала мать по телефону. — Как его зовут? Кевин?
— Слевин, мама, боже ты мой!
— Так вот: он украл мой пылесос.
— Что?
— В воскресенье, когда вы заезжали проведать меня, он забрался в кладовку и унес мой пылесос.
Дженни опустилась на кровать.
— Повтори, пожалуйста, еще раз, — попросила она.
— Пылесоса нет вот уже целую неделю, — сказала мать, — и я все не могла понять, в чем дело. Ведь точно знаю, воры к нам не лазили, а если бы даже и забрались, кто польстится на это старье?
— Но почему ты подумала на Слевина?
— Сегодня днем соседка, миссис Артур, сказала мне: «Не вашего ли внука я видела в прошлое воскресенье? Такой упитанный мальчик? Укладывал ваш пылесос в багажник машины».
— Не может быть! — сказала Дженни.
— А ты откуда знаешь? Откуда ты знаешь, что может и чего не может быть? Он нам чужой, Дженни. Эти дети достались тебе, как людям достаются гости на уикенд.
— Ты преувеличиваешь, — сказала Дженни.
— Все, о чем я прошу, — сходи в комнату Слевина и проверь. Проверь, и дело с концом.
— Как, сию минуту?
— У меня весь ковер в пуху.
— Ну ладно, — согласилась Дженни. |