— Как рука? Как нога? — спрашивал Эзра. — Ты что, без костылей?

Коди по-прежнему не отрывал глаз от Рут и Эзры.

— Говорит, что не может пользоваться ими, — сказала Рут, — когда в гипсе левая рука и правая нога… — Она одернула Люкову майку, хотя в этом не было никакой необходимости, затем отвела волосы с его лба и рассеянно продолжала: — А сейчас, когда ему наложили гипс со скобкой… Ох, Люк, мальчик мой, что ж ты не подумал, как мы будем без тебя?

Коди отвернулся и сел в кресло.

— Может, чаю со льдом? — спросила Перл.

— Нет, спасибо, — поблагодарил Коди.

— А кофе? Как насчет кофе?

— Да нет, ничего не надо, — проворчал Коди.

Люк думал, что Перл обидится, но она взглянула на Коди со странно умиротворенной улыбкой и сказала:

— Ты вечно брюзжал, когда плохо себя чувствовал.

В самом деле, странный это был визит! Нарочито сдержанный, без всяких событий, даже нудный. Люк поначалу сидел неестественно выпрямившись, но постепенно успокоился и стал смотреть по телевизору концерт. Взрослые вполголоса обсуждали денежные дела. Коди говорил, что Перл надо сменить котел в подвале, он, пол, заплатит. Перл сказала, что у нее есть кой-какие свои сбережения, но Коди настаивал, будто покупка котла доставляла ему удовольствие, дарила ощущение победы. Ах эти деньги, деньги, деньги! Словно нет более интересных тем для разговора.

Люк нажал какой-то рычаг и неожиданно вместе со спинкой кресла откинулся назад, а его ноги, наоборот, поднялись на чем-то вроде подставки. Перл теперь расспрашивала, куда они двинутся из Питерсберга. Коди сказал, что пока не знает, они со Слоуном надеются заключить контракт с косметической фирмой в… Слушая рассудительный голос отца, Люк чувствовал себя обманутым, преданным. Сколько лет ему внушали ужасные вещи: дескать, в семье и злобы хоть отбавляй, и ожесточенности! А Перл и Коди мирно беседуют, как нормальные взрослые люди. Обсуждают, где лучше жить — на Севере или на Юге. Потом разгорелся какой-то нудный, бестолковый спор, пока не выяснилось, что Перл считает Балтимор северным городом, а Коди — южным. Перл спросила, не окажется ли новый завод таким же опасным, как предыдущий.

— Любое место опасно, если им управляют идиоты, — ответил Коди.

— Коди, я так тревожусь, — сказала Перл. — Знаешь, что со мной было! Мой старший сын, мой первенец, находится между жизнью и смертью, а мне нельзя навестить его.

— «Между жизнью и смертью»! Ты же видишь, я на ногах.

— На ногах, но раненый. — Она всплеснула руками. — Вот ведь насмешка! Я всегда думала, что беды и несчастья — удел низших слоев. Читала, конечно, всякие печальные истории в газетах: женщину вышвырнули из дома, а ведь она из сил выбивалась, воспитывая семерых детей своей дочери, которую застрелили в баре, притом один из детей — слабоумный, а другого надо было несколько раз в неделю возить городским автобусом, с двумя пересадками, на искусственную почку… Жалко, конечно, таких людей, но вдобавок они меня раздражают — ну, не знаю, мне кажется, они сами во всем виноваты. Хочется сказать им: есть же какой-то предел, в конце концов, невезение — это лишь малая часть жизни. И вот пожалуйста! У меня ослабло зрение, старшин сын перенес тяжелую травму, а его сын по неведомой нам причине только что сбежал из дому; и дочь свою я не видела бог знает сколько недель, потому что она все время по рукам и ногам связана собственной дочерью, у которой… как называется ее болезнь? Анор эксия, что ли.