|
Потом они свернули в другой квартал, веранды сменились белыми крылечками. На одном разместилось целое семейство с переносным холодильником для пива, электрическим вентилятором и младенцем в кроватке, выставленной прямо на тротуар. На капоте машины, припаркованной у бордюра, стоял включенный телевизор, так что прохожий мог пройти только между телевизором и зрителями, бормоча при этом: «Извините, пожалуйста». Он как бы попадал в чужую гостиную. Люк провожал взглядом эту семью, пока она не скрылась из виду. Теперь мимо плыла вереница баров и кафе, а дальше — неосвещенный переулок.
— Странно, — сказал Люк отцу, — что тебя ни разу не пригласили реорганизовать что-нибудь в Балтиморе. — Очень странно, — кивнул Коди. — Тогда мы могли бы пожить с бабушкой, правда? Коди промолчал. Город остался позади; теперь они ехали по скоростному шоссе, окунувшись в мир высоких холодных фонарей и иссиня-черного неба. Рут медленно склонилась к окну, ее головка качалась в такт неровностям дороги. — Мама заснула, — сказал Люк. — Она очень устала, — отозвался Коди. Это прозвучало укором. Может, сейчас начнутся нотации? Люк затих. Но Коди сказал: — Ее так угнетает этот дом. Трудный человек твоя бабушка. — Ничего подобного. — Для тебя, может, и нетрудный. А для других — трудный. Для мамы. Бабушка считает, что твоя мама пигалица. Один раз она мне так и сказала. Назвала ее пигалицей и сорванцом. — Он засмеялся, вспомнив что-то. И Люк тоже заулыбался. — Однажды, — сказал Коди, — ты вряд ли помнишь, мы с твоей матерью поссорились из-за какого-то пустяка, она подхватила тебя и решила бежать к Эзре. Но едва добралась до вокзала и представила себе, что за жизнь у нее будет с твоей бабушкой, как тут же позвонила мне и попросила приехать за вами. Улыбка исчезла с лица Люка. — Куда она бежала? — К Эзре, но это неважно… Это просто… — Она сбежала не к Эзре, она собиралась уехать к своим родным, — сказал Люк. — К каким родным? — спросил Коди. Люк не знал. — Она сирота, — сказал Коди. — К каким родным? — Ну, может быть… — Она собиралась к Эзре, — повторил Коди. — Это ясно как божий день. Представляю, как она, едва ступив за порог моего дома, сразу же начала бы с ним новую семейную жизнь. Недаром мне всегда казалось, что у нас нет семьи. Это чужая семья. Их семья. Иногда мне даже нравилось смотреть на все это как бы чужими глазами. — Зачем ты мне это говоришь? — Просто я хотел… — Ты что, сумасшедший? Почему ты год за годом цепляешься за все это? — Нет, погоди… — Мама! — Люк потряс Рут за плечо. — Мама! Проснись! Голова Рут склонилась в другую сторону. — Пусть спит, — сказал Коди. — Люк… — Мама, проснись! — М-м-м, — промычала Рут во сне. — Мама! Я хочу спросить тебя. Мама! Помнишь, как ты взяла меня и ушла от папы? — М-м-м… — Помнишь? — Да, — пробормотала она и еще глубже утонула в сиденье. — Куда ты собиралась тогда увезти меня? Рут подняла голову, волосы ее растрепались, она устремила на Люка сонный, невидящий взгляд. — Что? — спросила она. — В округ Гаррет, к моему дяде. А кого это интересует? — Никого, — сказал Коди. |
