Изменить размер шрифта - +
Ее одноклассницы (в 1952 году) щеголяли в пышных юбках и кокетливых блузочках с воротничками-стойками, а Дженни ходила в старомодных материнских платьях — такие, с подложенными плечиками и зауженной юбкой, носили в сороковые годы. Мать терпеть не могла неопрятные спортивные туфли и покупала Дженни прочные коричневые полуботинки на шнурках — вроде тех, в каких разгуливали ее братья. Каждое утро Дженни тащилась в школу хмурая, с раздраженным видом. Неудивительно, что почти никто с ней не разговаривал.

Теперь она впервые осталась в доме на положении единственного ребенка. Коди уехал в другой город учиться. Эзра поступать в колледж отказался; он нашел себе (временную, как откровенно надеялась мать) работу на резке овощей в ресторане Скарлатти, а когда его решили повысить — перевести на соусы, — он получил повестку о призыве в армию. Никто в семье не мог и вообразить, чтобы медлительный, неуклюжий Эзра, спотыкаясь на каждом шагу о собственный штык, с трудом пробирался по Корее. Вот если у него обнаружат какой-нибудь дефект позвоночника или нелады со зрением, это спасет его от армейской службы. Но нет, его признали годным, и в феврале он отправился на юг для прохождения военной подготовки. Пока он собирался в дорогу, Дженни сидела на его кровати. Ее растрогало, что он берет с собой маленькую блок-флейту грушевого дерева, которую купил на первые заработанные деньги. Видимо, он не вполне представлял себе, что его ожидает. По обыкновению неторопливо и осторожно Эзра разбирал вещи — в одну сторону то, что хотел взять с собой, в другую то, что оставит на хранение в подвале. Мать надумала сдать его комнату, поэтому нужно было навести порядок. Постель Коди была уже готова принять нового жильца, свежие простыни и одеяла натянуты на узком матраце, как кожа на барабане, а спортивные принадлежности Коди уложены в картонки и спрятаны.

Дженни наблюдала, как Эзра достает из комода майки, почти все дырявые. (Почему-то у него всегда был сиротский вид.) Он стал совсем взрослым — крупный, ширококостный мужчина, — только лицо с широко раскрытыми глазами, пушком на щеках и нежными губами школьника еще оставалось по-детски округлым. Волосы — будто слои шелка, от желтого до бежевого. Дженни знала, за ним постоянно бегали девчонки, но он был чересчур застенчив и, возможно, даже не замечал этого. Он шел по жизни рассеянно и задумчиво, словно решая в уме какую-то сложную математическую головоломку. Казалось, стоит ему найти ответ, и он тут же вскинет голову. Увы, ответа он не находил.

— Когда я уеду, — сказал он Дженни, — заходи иногда в ресторан Скарлатти.

— Зачем?

— Ну просто так, поговорить с миссис Скарлатти. Узнать, все ли у нее в порядке.

Миссис Скарлатти уже много лет была без мужа, если такой вообще когда-то существовал, а единственный ее сын недавно погиб на войне. Дженни понимала, что живется ей, видимо, очень одиноко. Миссис Скарлатти, мрачная яркая женщина, одевалась по последней моде, точно бросала вызов обитателям окрестных кварталов. Дженни чувствовала себя оскорбленной. Как же она будет с ней разговаривать? Но для Эзры Дженни была готова на все. Она кивнула в знак согласия.

— И с Джосайей тоже, — добавил Эзра.

— С Джосайей?!

Это было еще труднее, просто невозможно, честно говоря. Джосайя Пейсон, друг Эзры, двухметровый верзила, дерганый, с бессвязной речью… Каждому известно, что у него «не все дома». В школе его вечно дразнили, а заодно и Эзру, допытывались у Дженни, почему ее брат водится с таким придурком. Мол, яснее ясного: Джосайе место в «психушке» и надо его туда упрятать.

— Я не могу разговаривать с Джосайей, — сказала Дженни. — У него же ничего не разберешь.

— Разберешь, — успокоил сестру Эзра. — Ведь он же говорит по-английски, правда?

— Но он тараторит, бормочет, заикается.

Быстрый переход