Изменить размер шрифта - +
Парень подозрительный: явный чечен, хоть и рыжий. Лопни моя селезенка, если он не террорист. — Пташка снова посмотрел на спящего Али — вид у того был совершенно непрезентабельный. — Ну, или хотя бы из сочувствующих им, — смягчил формулировку Пташка. — Но если хоть десятая часть из того, что ты говорил, правда, то я просто обязан спасти Москву! В конце концов, это мой этот… как его… гражданский долг!

Воодушевленный этой светлой мыслью, Пташка Божья плеснул себе в стакан самогонки и, перекрестившись, выпил.

— Ну вот, — сказал он затем, — а теперь я выполню свой гражданский долг.

Пташка встал из-за стола, но в этот момент ноги его ослабли, и он, нелепо взмахнув руками, рухнул на пол как подкошенный.

 

3

 

Проснувшись спустя час, Пташка тяжело поднялся на ноги. Несколько секунд он в изумлении смотрел на спящего Али, пытаясь припомнить, что это за парень и как он сюда попал. Память возвращалась неохотно. Тогда Пташка Божья взял со стола бутыль, вылил в рот остатки самогона, занюхал горбушкой хлеба и снова посмотрел на Али. В голове его раздался щелчок — он все вспомнил. Стараясь не скрипеть половицами, Пташка на цыпочках выбрался из кухни и прошел в прихожую. Там он, опасливо косясь на дверь кухни, снял трубку телефона и набрал номер своего старого знакомого— генерала Грязнова.

— Слушаю! — грозно сказал Грязнов.

Пташка Божья поежился.

— Алло, Вячеслав Иваныч?

— Он самый.

— Вячеслав Иваныч, это Пташка Божья!

— Что? Какая к черту пта… Ах, Пташка. Ну, здравствуй, Пташка. Чего звонишь?

— Соскучился. Голос ваш давно не слышал.

— Теперь услышал?

— Да.

— Ну, прощай.

— Подождите! — Пташка Божья осекся, испуганно покосился на дверь и повторил, понизив голос почти до шепота: — Подождите, Вячеслав Иваныч. Вы ведь знаете, я попусту вас никогда не тревожу. Раз звоню, значит, есть повод.

— Продолжай.

— Нам бы встретиться. Лично.

— Что, трубы горят? Хочешь пивка на халяву попить?

— Вячеслав Иваныч, как вам не стыдно? Речь идет не о моем материальном благополучии, а о жизни десятков… нет, сотен людей! Неужели вы так равнодушны к чужой беде?

— Ладно, демагог. Где ты хочешь встретиться?

— В «Бочке».

— Ближний свет! А почему именно в «Бочке»?

— А там пиво дешевле.

— Что-о?

— Гражданин начальник, я ведь о вашем кармане забочусь. Мой карман пуст и дыряв, и забота ему не нужна. Да и место тихое, никто нам там не помешает.

Грязнов помолчал, потом сказал:

— «Бочка» отменяется. Встретимся на явочной квартире.

— Но Вячеслав Иванович…

— Обсуждению не подлежит. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя с ментом. Если тебе потом отрежут уши, я никогда себе этого не прощу.

— Ох и любите вы нагнетать! — вздохнул Пташка Божья. — Воля ваша. Диктуйте адрес.

— Адрес ты знаешь. Серый дом на улице Удальцова. Будешь там через час. Успеешь добраться?

— Попробую.

— Ну, бывай.

Честно говоря, конура была так себе, даром что явочная квартира. Мебель старая, «совдеповская»: два убитых кресла, такой же диван, сервант с допотопными мраморными слониками, скрипучая тахта. На стене — репродукция «Трех богатырей» Васнецова, до того выцветшая, что от Алеши Поповича остались только шлем да дико вытаращенный глаз, а все остальное было окутано дымкой.

Быстрый переход