Изменить размер шрифта - +
 — Представляю, как каждый пират проклинает меня и наш маяк. Может быть, его заметит какое-нибудь патрульное судно, подойдет сюда и уберет этого сукиного сына из наших вод?

— А ты не боишься, что команде капитана Джека не понравится, что ты за ними наблюдаешь? — спросила Иден. Она опустила подзорную трубу, ощутив, что ее наполняет предчувствие беды. — Что, если они надумают вернуться, чтобы уб…? — она осеклась, не решаясь договорить слово «убить».

— Они скоро уйдут в море, — сказал Прэстон и потер красные от бессонницы глаза. — Они достаточно разумны, чтобы вовремя убраться отсюда, так как знают, что любой капитан прибрежной службы готов отдать свой годовой заработок, чтобы поймать и уничтожить их.

Ветер почти разогнал тучи, и на небе появилось яркое солнце, освещающее все вокруг своими золотистыми лучами. Прэстон потянулся и зевнул. Затем с трудом передвигаясь и молча проклиная свои слабые немеющие ноги, он взял спасительную трость и, прихрамывая, обошел маленькую комнату, гася одну за другой лампы.

— Думаю, опасность миновала, и теперь я могу вернуться в свою постель, — сказал он и направился к двери, за которой начиналась лестница, ведущая по спирали вниз. Он открыл дверь и, с трудом перешагнув через порог, медленно поставил ногу на верхнюю ступеньку. — Я заслужил толику хорошего сна и надеюсь, что сегодня мне приснится фреснельский объектив, о котором я так мечтаю. Слышал, что с его помощью лучи видны на расстоянии до двадцати четырех миль.

— Да, это было бы прекрасно, — согласилась Иден, спускаясь за ним по ступенькам и с болью наблюдая, как трудно ему даются эти шаги.

Путь между верхней и нижней площадкой на башне маяка был утомителен даже для нее. На лестнице раздавался звук их шагов и равномерный стук отцовской трости. Чувствовался неприятный запах плесени и керосина, к тому же из-за тесноты помещения жара была удушающая.

Когда, наконец, они достигли нижней площадки, Иден с облегчением вздохнула и с радостью шагнула в открытое пространство. Глубоко вдохнула посвежевший после дождя и впитавший в себя запах земли воздух. Наступившая после шторма тишина нарушалась лишь мягким бризом, напоенным ароматом цветов.

Некоторое время отец и дочь шли бок о бок по посыпанной гравием дорожке, ведущей к их коттеджу, затем остановились, и Прэстон, разглядывая ухоженный сад, окружающий их дом, задумчиво проговорил:

— Дождь пошел на пользу хотя бы твоему саду.

Он залюбовался разнообразием цветов. Тюльпаны, первоцвет, ирисы, разноцветные гиацинты и бледно-желтые нарциссы образовали радующие глаз пышно растущие ряды. По краям виднелись островки сочного лука-резанца, кудрявой петрушки, мяты и других трав.

Но настоящей страстью Иден были папоротники. Она даже завела отдельный участок для этих лесных растений.

— Этой весной твои любимцы разрослись особенно буйно, — улыбнулся ей Прэстон. — Они радуют глаз даже несмотря на то, что не цветут.

Иден наклонилась и прикоснулась к хрупкому листку папоротника.

— Да в этом году они такие зеленые, такие сочные, — сказала она, коснувшись другого листка. — Разве ты не видишь, папа? Их красота заключается не в наличии или отсутствии цветов, а в яркости зелени и игре оттенков цвета. — Она выпрямилась, поднимаясь во весь рост, и разгладила складки на юбке. — Они особенные. В них есть что-то таинственное, — добавила она, вздыхая.

— Не думаю, что они слишком долго будут оставаться тайной для тебя, не зря же ты классифицируешь все папоротники, которые приносишь из леса, составляешь гербарии, — усмехнулся Прэстон, — и, повернувшись, — направился к веранде.

Быстрый переход