Доктор Эммануил Фейнштейн оказался не чудаковатым стариканом, как, исходя из его имени, рисовало Крису воображение, а был похож на спокойного дровосека или лесоруба, или на нефтяника с вышки. У доктора были густые белокурые волосы до плеч, и он был на целую голову выше Криса. Кабинет врача во многом напоминал кабинет его отца, Джеймса: темное дерево и шотландские пледы, книги в кожаных переплетах.
– Ну‑с, – произнес психиатр, присаживаясь на вращающееся кресло напротив Криса, – как ты себя чувствуешь?
Крис пожал плечами. Доктор подался вперед и взял с кофейного столика, стоящего между ними, магнитофон. Отмотал запись назад, услышал свой заданный вопрос, встряхнул магнитофон.
– С этой техникой просто беда, – сказал он, – она не воспринимает невербальных ответов. Существует единственное правило, Крис. В ответ ты должен издавать членораздельные звуки.
Крис откашлялся. Возникшее было расположение к психиатру исчезло.
Хорошо, – угрюмо ответил он.
– Хорошо что?
– Чувствую себя хорошо, – пробормотал Крис.
– Спишь хорошо? Аппетит хороший?
Крис кивнул, потом взглянул на магнитофон.
– Да, – многозначительно ответил он. – Ем я хорошо иногда не могу заснуть.
– А раньше случались проблемы со сном?
«Раньше» – с большой буквы «Р»… Крис покачал головой глаза наполнились слезами. Он стал уже привыкать к своей слабости: всякий раз, когда он думал об Эмили, на глаза наворачивались слезы.
– Как дела дома?
– Творится что‑то непонятное, – признался Крис. – Отец ведет себя так, словно ничего не произошло, мама разговаривает со мной, как с шестилетним ребенком.
– По‑твоему, почему родители так к тебе относятся?
– Думаю, потому что напутаны, – ответил Крис. – Я бы на их месте испугался.
Каково это – узнать, что твой ребенок, которого ты, кажется, знаешь, как свои пять пальцев, оказался совершенно другим человеком?
Крис бросил на психиатра недовольный взгляд.
– Вы расскажете родителям о том, что я вам здесь скажу?
Доктор Фейнштейн покачал головой.
– Я здесь ради твоей пользы. Чтобы тебе помочь. Все, что ты скажешь, не выйдет за пределы этого кабинета.
Крис смерил его осторожным взглядом. Как будто от этого ему могло стать спокойнее. Он не знал Фейнштейна из этой захудалой конторы.
– Ты до сих пор думаешь о самоубийстве? – спросил психиатр.
Крис уставился на дырку на джинсах.
– Бывает, – пробормотал он.
– У тебя есть план?
– Нет.
– По‑твоему, вечер пятницы изменил твое решение?
Крис резко вскинул голову.
– Я вас не понимаю.
– Может, расскажешь, каково видеть, как твоя подружка сводит счеты с жизнью?
– Она была мне не подружкой, – поправил Крис, – а девушкой, которую я любил.
– В таком случае тебе должно было быть еще тяжелее, – заметил доктор Фейнштейн.
– Да, – признался Крис, заново прокручивая в голове тот вечер: голова Эмили дернулась влево, как будто невидимая рука отвесила ей пощечину, кровь течет у него между пальцами…
Крис взглянул на психиатра: какого признания ожидает от него этот человек?
После затянувшегося молчания врач подступился к теме еще раз.
– Должно быть, ты очень расстроен.
– Потеряв голову, по волосам не плачут.
– Что ж, – произнес психиатр, – это вполне нормально.
– Да? – хмыкнул Крис. |