– Распорядитесь, Перкинс, – улыбнулся Кейн, с любовью глядя на стоящую рядом с ним женщину, которую он с легким сердцем называл своей женой. – А через час пришлите к нам в комнату легкий обед.

– Будет сделано, сэр, – ответил Перкинс и еще раз поклонился – на сей раз вслед супружеской паре, поднимающейся рука об руку на второй этаж.

Редко кто из хозяев интересуется мнением слуг, но, если бы кто нибудь спросил Перкинса о том, что тот думает о Гленне, он ответил бы, что жена мистера Кейна гораздо симпатичней пресной, скучной и капризной мисс Фэйрчайлд, которую до этого прочили на роль миссис Морган. При этом Перкинс искренне сочувствовал этой рыжей красавице, ведь она появилась в их доме, когда и мистер Джеймс, и его матушка были настроены против нее, не желая принять ее в круг семьи.

«Правда, у мистера Кейна такой характер, что с ним, пожалуй, никто не справится, – подумал Перкинс и улыбнулся, что позволял себе лишь в крайних случаях. – Уж если он чего захочет, непременно сделает по своему. Во всяком случае, в ближайшее время в нашем доме жить будет хоть и нелегко, но интересно. Не соскучишься. А кто возьмет верх – мистер Кейн или мистер Джеймс на пару с матерью? Пожалуй, если бы мне предложили пари, я все свои деньги, до последнего гроша, поставил бы на мистера Кейна».

Несмотря на то что комната, куда привел ее Кейн, была обставлена «по мужски», Гленна осталась от нее просто в восторге. Разве можно было сравнить это великолепие с жалкой хижиной на «Золотой Надежде»? Комната Кейна была выдержана в зелено коричневой гамме, с темной старинной мебелью, с охотничьими гобеленами на стенах и большим мраморным камином. Широкая, почти квадратная кровать тоже была покрыта гобеленом с вытканными на нем охотниками, собаками и оленями, и тот же самый сюжет повторялся в рисунке толстого ковра, покрывающего пол спальни.

– Я понимаю, эта комната совсем не подходит для молодой женщины, – извиняющимся тоном сказал Кейн, – ноты можешь здесь все переделать по своему вкусу. Для меня это будет приятнее, чем жить с тобой порознь.

Гленна не успела ответить, поскольку раздался стук в дверь и женский голос доложил, что ванна готова, и тут же появилась обладательница этого мелодичного голоса, молоденькая горничная по имени Энни, которую прислал Перкинс. А затем Гленну ожидало настоящее потрясение.

Энни отвела ее в комнату – отдельную комнату! – в которой не было ничего, кроме ванны! Таких комнат Гленна не видела еще никогда. Сама ванна была сделана из фарфора, а на стене комнаты висело большое зеркало, под которым стоял стол, густо уставленный всевозможными пузырьками, флаконами, щеточками., .

В этом раю Гленна провела не меньше часа и покинула его с большой неохотой и страстным желанием как можно скорее вернуться сюда. Ну а Кейн тем временем получил возможность поговорить с вернувшимися домой матерью и ее невесткой Вини. Разговор это состоялся в комнате матери, подальше от любопытных ушей и глаз.

– Перкинс уже сказал мне, что ты вернулся, Кейн, – улыбнулась мать, подставляя щеку под дежурный поцелуй. Впрочем, как бы ни относилась к нему мать, какие бы сложности ни возникали в их отношениях, Кейн всегда не только уважал ее, но и искренне любил.

Бет Морган, матери Кейна, было сейчас под шестьдесят. Ее по прежнему пышные, некогда иссиня черные волосы были густо припорошены сединой, но ярко синие глаза остались молодыми – пронзительными, живыми, и они смотрели сейчас на сына внимательно и строго. Бет Морган была недовольна своим младшим сыном, и это недовольство выдавало себя в ее движениях – излишне резких, суетливых, делавших ее похожей на большую птицу. Увы, Кейн вырос совсем непохожим на своего старшего брата Джеймса, который представлял собой образец трудолюбия, усидчивости и благоразумия. Единственное, что омрачало образ Джеймса, было отсутствие у него наследника – их брак с Винни на протяжении десяти лет оставался бесплодным.