Как правило, ведущая исполнительница на сцене воздает должное аккомпаниатору или аккомпаниаторше. Тёзка этого не сделала… И ведь не придерешься: если сама избегает или стыдится похвал, зачем же меня под них «подставлять»? Лишь за кулисами она поблагодарила меня «за сопровождение». Сопровождают, как принято, королевских особ, императоров или больших начальников…

— Она меня в очередной раз искусно унизила, — пожаловалась я дома маме.

— Уверена, что она просто разволновалась — и забыла выйти на авансцену с тобой, взявшись за руки, как положено.

— Все гораздо хуже: нас с ней и в концерте столкнула судьба, от которой нет спасенья. А при столкновении не берутся за руки.

— Это не судьба, доченька. Это я…

— Ты?!.

— Надеялась, что репетиции вас сблизят. Даже в жизни многое делается «дуэтом»!

— На репетициях она доказывала, что мне надлежит под нее подстраиваться.

— Но аккомпаниатору и надлежит в какой-то мере подстраиваться, согласно композиторской партитуре.

— Я не хочу подделываться под тёзку. И вообще… Ты представляешь себе Рахманинова «сопровождением»?

Услышав, что я подстраиваюсь под Рахманинова, мама потянулась к своим лекарствам.

— Прости меня, доченька… я не имею права подавлять твои убеждения. И твою волю. Но в то же время…

Мама проглотила пилюлю и выпила капли.

Я испугалась:

— И ты прости меня, мамочка. Но и пойми…

Полностью понять меня, как я запоздало догадываюсь, ей было тяжко.

Не чересчур ли прилежно и невыгодно для себя я повествую о тех временах? Но коль уж взялась…

Настал долгожданный день, когда мне доверили не аккомпанировать за спиной у скрипки на очередном, особо авторитетном концерте, а самостоятельно сыграть прелюдию Скрябина.

Особости регулярно посещали «особую школу» и ее «особых» воспитанников…

— Чтобы исполнять Александра Николаевича Скрябина надо владеть мастерством, — не без гордости произнесла мама. — Получается, начинающего мастера в тебе уже разглядели!

Своих фортепьянных кумиров мама называла по именам-отчествам: Рахманинов был Сергеем Васильевичем, а вот Скрябин, соответственно, Александром Николаевичем.

— Сначала прелюдия… Если же потребуют — не вяло похлопают, а настоятельно попросят! — исполнить что-нибудь на «бис», — напутствовал мэтр, у которого я училась, — тогда тебе предстоит не просто раскланяться, а отважиться исполнить еще один шедевр: «Мазурку» Шопена. Я сказал «отважиться», так как «Мазурка» сверхпопулярна и как бы «заиграна», — исполнить ее надо так, будто до тебя ее никто еще не играл.

Когда мэтр вразумлял нас, своих учеников, он тоже напоминал мне чем-то «главную воспитательницу».

— Прелюдия… Мазурка… Тебе доверили общепризнанные творения! — воскликнула мама. — Вот видишь, рано ты опустила голову…

— А Лион в зале был? — прозвучал в антракте мой первый, обращенный к маме, вопрос. — Я на сцене видела только клавиши. А после от волнения ничего вовсе не видела: ждала попросят «Мазурку» на «бис» или нет.

— И ее попросили!

— А Лион был?

— Пришла Полина.

— Вместо него? Или от его имени?

— Ты придираешься… Она хлопала, подняв руки над головой.

— С головой у нее все в порядке: такой придумала план!

— Ты о чем?

— Она хлопала мне или тому, что ее план удался?

— Какой план?

— Заменить Лиона собой.