— Прощай! — Конан повернулся к выходу.— Славно мы с тобой поговорили! Но если ты все-таки вспомнишь и захочешь помочь мне… приходи! Я остановился пока в доме Аниты. Только не слишком поздно! Нынче ночью, как только стемнеет, я собираюсь потолковать с глазу на глаз с наньякой. Чует мое сердце, что разговор этот будет последним.

— Последним, последним, мой красавчик! — закивала старуха.— В этом можешь не сомневаться!..

Конан чуть было не спросил у нее, для кого он будет последним, для него или для воющего отродья, но вовремя прикусил язык. Что толку задавать вопросы тому, чей рассудок помрачен безвозвратно!..

— А меня не жди, не жди, заезжий красавчик! — запричитала она ему в спину.— Сегодня я отправлюсь в другое место! Вот только приберу свою хижину, переоденусь во все чистое и отправлюсь!..

* * *

День казался бесконечным. Солнце ползло по небу медленнее улитки. Конан не знал, чем занять себя в ожидании ночи. Он не мог ни спать, ни просто лежать, бездумно накапливая силы.

Он принялся было затачивать широкое лезвие своего меча, но вскоре бросил это занятие. Бесполезно! Удары меча для наньяки все равно, что касания легкого ветерка, если не меньше. Если и можно ее победить, то иным способом. Но вот каким?..

С наступлением долгожданных сумерек он вышел во двор и присел на крыльцо, настороженно ловя слухом все звуки отходящей ко сну деревни. Впрочем, не ко сну, конечно, но к привычному кошмару, к обмираниям и спазмам тоскливого ужаса за закрытыми ставнями…

На этот раз наньяка изменила своему правилу возникать из ниоткуда с наступлением полной темноты. Вот уже звезды высыпали и разгорелись, вот уже луна вынырнула из-за острых макушек елей и плавно всплыла до середины небосвода — призрачной гостьи все не было.

Неужели так испугал ее вчера Конан? Вряд ли. Скорее, не лишенная сообразительности тварь прибегла к какой-то хитрости.

Догадка Конана подтвердилась, лишь только он решил покинуть двор и прогуляться вдоль замершего селения. Стоило ему миновать три дома, как он заметил знакомый мерцающий силуэт под окнами четвертого. Наньяка появилась, как и обычно, но она перестала выть! Тихо, как тень от облака, как лунный блик, ощупывала она бесплотным телом своим и колеблющимися отростками все выступы и щели избы. Интересно, отчего эта здравая мысль раньше не приходила в ее призрачную голову? Отчего она всегда подвывала, громче, чем целая волчья стая, если в тишине, усыпив бдительность обитателей дома, проникнуть вовнутрь несравненно легче?..

Впрочем, когда Конан приблизился к ней на расстояние двадцати шагов, он услышал кое-какие звуки. Но очень слабые. Наньяка не стучалась в двери и в ставни, но тихонько скреблась, она не выла и не упрашивала громогласно, но что-то шептала вкрадчиво, Конан не стал вслушиваться, что именно она обещает или о чем просит несчастных, затаившихся за стенами обитателей дома. Он вытащил из ножен свой меч, пусть и не способный рассекать плоть признака, но спокойным холодом рукояти, зажатой в ладони, придающий уверенность, сделал два шага вперед и громко окликнул:

— Эй, ты! Ненасытное отродье Нергала! Подойди-ка ко мне!

Наньяка мгновенно обернулась и двинулась в его сторону, словно только и ждала его зова. На этот раз киммериец решил не опускать глаза. Что толку, если он будет махать мечом, как в прошлый раз, упираясь взглядом в собственные ступни! В лучшем случае наньяка опять ускользнет от него, в худшем — опять подставит под меч чью-нибудь грудь или спину.

Конан ни на миг не забывал о ядовитых лучах, которые тварь испускает из своих зрачков. Он все время держал в уме, что сейчас увидит нечто столь страшное, что не в силах вынести сердце обыкновенного человека.