— Ты уходишь от вопроса, — прямо сказал Гарион. — Допустим, что у меня плохие манеры, но все равно ты мог бы ответить.

— Не моя вина, что вы с теткой ударились в панику, — немного обиженно произнес он. — У вас не было никаких оснований для серьезного беспокойства. — Он замолчал и, немного подумав, спросил:

— Ты очень хочешь знать?

— Да, очень. Почему ты пошел на это?

— Большую часть жизни Вордай провела в одиночестве, — вздохнув, ответил он, — и жизнь обошлась с ней круто. Иногда мне кажется, что она заслуживает лучшей доли. Может, теперь ей станет легче.

— А Олдур согласился с тобой? — не отставал Гарион. — Я слышал его голос, когда ты с ним говорил.

— Подслушивать — плохая привычка, Гарион.

— У меня много плохих привычек, дедушка.

— Никак не пойму, почему ты избрал такой тон со мной, мальчик, — недовольно сказал старик. — Ну ладно, если ты такой настырный… я был вынужден настоять на своем, и мой властелин согласился.

— Ты пошел на это из-за того, что пожалел её?

— Ты использовал не совсем правильное слово, Гарион. Давай скажем так — у меня свое понимание справедливости.

— Если ты знал, что уступишь ей, то какой резон был спорить?

— Я хотел убедиться, что она действительно хочет этого. Да и нельзя давать людям основания считать, будто ты делаешь для них все, о чем они ни попросят, хотя, может, так оно и есть.

Силк выпучил глаза от удавления и растерянно спросил:

— Ты страдаешь жалостью, Белгарат? Ты?! Если люда узнают, твоей репутации будет нанесен сокрушительный удар.

— Я думаю, ты не станешь об этом распространяться, Силк, — смущенно, как бы оправдываясь, произнес чародей. — Людям не обязательно все знать, как ты считаешь?

У Гариона словно глаза открылись. Силк, рассудил он, прав. Он никогда не задумывался над этим, но Белгарат слыл безжалостным человеком. Укоренилось мнение, что Вечноживущий отличается непримиримостью — стремлением пожертвовать чем угодно рада достижения цели, сколь туманной, столь и никому не ведомой. Но этот поступок открыл в старике новую черту характера — мягкость. Белгарат, чародей и волшебник, все-таки не был лишен человеческих слабостей.

У края болот тянулась земляная насыпь, уходящая по обе стороны за туманный горизонт.

— Она, — сказал Силк, оборачиваясь к Гариону и указывая на насыпь, — входит в толнедрийскую систему дорог.

— Белгарат, — произнес Тупик, высовывая голову из воды рядом с лодкой, — спаси-бо те-бе.

— О, Тупик, пожалуй, вы и без меня научились бы говорить, — ответил старик. — Понимаешь, вы почти подошли к этому.

— Мо-жет, да, мо-жет, нет, — не согласилась кикимора. — Хо-теть го-во-рить и го-во-рить — раз-ные ве-щи. Не-одана-ко-вые.

— Скоро вы научитесь врать, — съязвил Силк, — и тогда ни в чем не уступите людям.

— Зачем учиться говорить, если врать? — спросил озадаченный Тупик.

— Со временем поймешь.

Тупик нахмурился, и его голова скрылась под водой, потом показалась еще раз, уже вдали от лодки.

— До свидания, — раздельно проговорил он. — Тупик благодарит вас… за маму. — Затем, не поднимая волн, он исчез.

— Что за странное существо, — улыбнулся Белгарат.