— Мы соседи, — сказал Бад, — вы можете на нас рассчитывать.

— Это очень любезно со стороны Ван Влитов, не так ли, дорогая? — спросила мадам Дин у дочери, по обыкновению произнеся «дорогая» по-французски.

Девочка, еще не успевшая подняться в экипаж, слегка присела в вежливом реверансе.

— Да, мама. Благодарю вас, мистер Ван Влит.

Он думал, что ее голос будет глухим от скорби, но он прозвучал неожиданно звонко. У нее был красивый голос, и она говорила без акцента. Впрочем, в Лос-Анджелесе можно было услышать столько провинциальных диалектов, что ее чистый английский звучал почти как иностранный.

Лошади с черными плюмажами увезли лакированный экипаж с кладбища Роздейл. Толпа постепенно расходилась. Люди разбились на кучки и медленно, пришибленные зноем, уходили с кладбища, вновь превратившись в добродушных и приветливых лосанджелесцев. Ибо, несмотря на то, что произошло, Лос-Анджелес был дружелюбным городом.

3

Истоки этого дружелюбия крылись в том, что в городе было очень много приезжих.

Восемь лет назад, в 1876 году, когда проложили две колеи Южно-Тихоокеанской железной дороги, связавшей Лос-Анджелес со всей страной, в городе не набралось бы и половины от нынешнего числа жителей. Железная дорога сыграла роль зазывалы. Людей завлекали сюда выставками, брошюрами, проспектами, журнальными статьями и даже романами с одной-единственной целью: заставить их сесть в деревянные вагоны Южно-Тихоокеанской железной дороги, перебраться сюда на жительство и купить землю. И переселенцы не заставили себя ждать. Как правило, это были состоятельные семейства. Они хлынули на запад, словно теплый ветер Санта-Ана, и город охотно поглотил их.

С самого начала полковник Дин единолично руководил этой веткой железной дороги. Считалось, что он занял место покойного Марка Гопкинса в Большой Четверке совладельцев Южно-Тихоокеанской железной дороги, в которую входили еще Чарли Крокер, Леланд Стенфорд и Коллис П. Хантингтон. Полковник никогда не опровергал эти слухи. Это был человек мощного телосложения, склонный к полноте, с темными волосами и ухоженной рыжей бородой. Он управлял своим отделением железной дороги с таким рвением, что больше походил на одного из владельцев, а не на наемного служащего. Он неукоснительно выполнял директивы правления и беспощадно обирал всех, кому нужно было перевезти по железной дороге какой-либо груз. Рыжебородый полковник разорил многих фермеров и предпринимателей, а других — как, например, магазин скобяных товаров Ван Влита — довел до грани банкротства.

Мадам Дин противу местных традиций ежегодно проводила семь-восемь месяцев в Париже отдельно от мужа. Каждый год в мае полковник выезжал в Нью-Йорк встречать жену и дочь и вез их в Лос-Анджелес в личном вагоне одного из владельцев дороги, Коллиса П. Хантингтона. Безудержная любовь полковника к дочери делала его почти человеком. Мадам Дин и Амелия никогда не приглашали гостей в свой красивый особняк, который полковник выстроил на южной окраине города. И вообще члены этого семейства почти никогда не покидали своего роскошного сада.

Та неприязнь, которую люди продемонстрировали на кладбище Роздейл, вовсе не была местью полковнику за его мироедство при жизни. Погоню за деньгами лосанджелесцы, как и жители других областей страны, считали занятием вполне достойным. Большая толпа собралась на кладбище под палящими лучами солнца потому лишь, что всем хотелось проникнуть в тайну, которой была окружена смерть полковника.

4

Хендрик Ван Влит натянул поводья, и карета остановилась на Спринг-стрит в деловой части города. Бад и Три-Вэ, сидевшие сзади, спрыгнули на землю. Три-Вэ тут же влез на передок, протиснувшись рядом с матерью. От ее платья на жаре сильно пахло лавандой, саше с которой всегда лежало в платяном шкафу.

Хендрик передал поводья сыну.

— Держи крепче, — наказывал он.