В Пензансе ждал экипаж, которому предстояло доставить нас в усадьбу. Уже темнело, когда мы свернули на подъездную дорогу и вдали показалась темная громада дома. На крыльце стоял человек с фонарем в руках. Увидев подъезжающий экипаж, он закричал:

— Они приехали, бегите, скажите хозяину! Он велел сообщить ему, как только они появятся!

Мы с трудом выбрались из экипажа, полусонные дети едва держались на ногах. Я помогла им спуститься на землю, а когда обернулась, передо мной стоял Коннан. Уже сгустились сумерки, и я не могла детально рассмотреть его лицо, но точно знала, что он очень рад меня видеть. Хотя бы потому, что он взял мою руку и ласково ее сжал.

И тут Коннан произнес нечто странное:

— Я беспокоился, мне мерещились всевозможные несчастья. И уже жалел, что сам не поехал за вами.

Конечно же, он имеет в виду Элвин, подумала я. Не может быть, чтобы речь шла обо мне…

Но он в упор смотрел на меня, а я чувствовала, что еще никогда в жизни не была так счастлива.

— Дети… — начала было я.

Он посмотрел на Элвин и широко улыбнулся.

— Привет, папа, — сказала она. — Я так рада, что приехала к тебе!

Коннан положил руку ей на плечо, а она почти умоляюще посмотрела на него снизу вверх, как будто просила его поцеловать ее. Но это, похоже, было выше его сил.

Он лишь произнес:

— Я рад твоему приезду, Элвин. Тебе здесь понравится.

Тут я выдвинула из-за своей спины Джилли.

— Что… — начал он.

— Мы не могли оставить Джилли дома, — не дала ему договорить я. — Вы ведь не забыли, что дали свое разрешение на то, чтобы я ее учила?

Какое-то мгновение Коннан колебался. Затем посмотрел на меня и расхохотался. И в этот момент я поняла, что он так рад видеть меня, именно меня, что ему нет дела до того, кого я с собой привезла. Главное, что я приехала.

В течение двух последующих недель мне казалось, что мир жестокой реальности остался где-то далеко позади, а я поселилась в ином, новом мире, изобретенном мною самой, — добром, уютном и справедливом.

С момента моего приезда в усадьбу «Пенландстоу» со мной здесь обращались не как с гувернанткой, а как с очень дорогой гостьей.

Это способствовало тому, что с моей души будто сползла какая-то липкая пелена, и я вдруг опять стала веселой и жизнерадостной девушкой, какой была, когда жила в доме своего отца, приходского священника.

Мне предоставили очень милую комнату рядом с комнатой Элвин, и когда я попросила, чтобы Джилли тоже поселили по соседству со мной, это было немедленно исполнено.

«Пенландстоу» — очаровательный старый особняк, построенный еще в елизаветинский период. Он почти так же велик, как «Маунт Меллин», и в нем так же легко заблудиться.

Моя комната была просторной и светлой, под каждым окном стоял обитый красным бархатом диванчик, шторы также были бархатными и красного цвета. Большая кровать пряталась под шелковым пологом на четырех опорах. Ковер был того же насыщенного красного цвета, что и шторы, и это согревало бы комнату, даже если бы в ней не было открытого камина, в котором постоянно пылали дрова.

Когда мои дорожные сумки принесли в эту комнату, одна из служанок тут же принялась распаковывать вещи, пока я стояла у камина, наблюдая за пляшущими языками пламени.

Разложив вещи на кровати, служанка присела в реверансе и спросила, следует ли ей убрать их в шкаф. Так с гувернантками не обращаются, подумала я. Несмотря на все дружелюбие, которое выказывали по отношению ко мне Дэйзи и Китти, они ни за что не стали бы делать ничего подобного.

Я сказала, что сама уберу вещи в шкаф, но сначала хочу помыться и мне нужна горячая вода.