Рум решил не забивать себе этим голову и, дождавшись, пока незнакомец усядется в возок, тронул лошадку с места.

– Тихо у вас тут, – сказал седовласый разбойник. – Даже собаки не лают.

Возчик обернулся и проговорил через крутое плечо:

– Половину собак перерезали темные твари, а уцелевшие после заката забиваются под крыльцо и до утра боятся тявкнуть.

Седовласый усмехнулся и передернул плечами. Должно быть, ночная сырость забиралась под плащ и студила его худощавое тело.

– А ты сам‑то тварей не боишься? – поинтересовался незнакомец.

Рум покачал головой.

– Не. У меня полные карманы чудны́х вещей. Коли появится упырь или волколак, суну ему в харю гнилушку‑огневик. А против оборотней я каждый вечер выпиваю по два глотка настоя из рысьего ижменя. Даже если оборотень меня тяпнет, сам я в оборотня не обращуся. Так‑то.

Седовласый усмехнулся и сказал:

– А ты предусмотрительный.

– Есть такое, – в тон ему ответил Рум.

Возок слегка потряхивало на ухабах. Сидящий внутри Глеб Первоход, а это был именно он, беспрестанно кутался в плащ и никак не мог согреться.

Дома медленно проплывали мимо. В какой‑то миг Глеб поймал себя на странном ощущении, будто мир этот нереален, а все, что он видит – ночной город, возчик, луна, – лишь части какого‑то тягучего, невнятного сна.

«У меня полные карманы чудны́х вещей, – так утешал себя возчик. – Коли появится упырь или волколак, суну ему в харю гнилушку‑огневик. А против оборотней я каждый вечер выпиваю по два глотка настоя из рысьего ижменя».

Глеб хмуро усмехнулся. Он прекрасно знал: чтобы спастись от темных тварей, чудны́х вещей и заговоренных настоев мало. Нужно, чтобы само Провидение оберегало тебя от их зубов и когтей. Да и на Провидение особо уповать не следует. Любого ходока, даже самого успешного и удачливого, рано или поздно настигает лютая погибель. Самые везучие погибают быстро, и останки их дочиста обгладывают темные твари или дикие звери. Самые несчастливые – встают после смерти упырями и бродят по лесам и деревням в поисках живой плоти.

Минут двадцать спустя возок остановился.

– Опасный у тебя промысел, – сказал возчику Глеб.

Тот усмехнулся, внимательно вгляделся в лицо Глеба и заявил:

– Не опаснее, чем твой, ходок.

Брови Первохода удивленно приподнялись.

– Почему ты думаешь, что я ходок?

– Это видно.

– Видно?

Возчик кивнул:

– Угу. По глазам. Они у вас иные, нежели у обычных людишек. Недаром говорят, что темные твари – дети Гиблого места, а ходоки – его пасынки.

По лицу Первохода пробежала тень недовольства.

– Уж больно ты догадливый для простого возчика, – сухо проговорил он.

– А кто тебе сказал, что я простой? – прищурился Рум. – Я катаю по городу ночных людей. Простой бы так не смог.

Глеб выбрался из возка и спрыгнул на землю.

– Будь осторожен, ходок, – напутствовал его Рум. – В последнее время в городе очень неспокойно.

– Ты про темных тварей?

– Не только.

– Тогда о ком?

Возчик обернулся по сторонам, затем чуть нагнулся и негромко проговорил:

– Об оживших мертвецах и о тех, кого они с собой приводят.

– Что ты…

– Прощай, ходок! И удачи тебе! Н‑но, пошла!

Возок резко рванул с места, круто развернулся и покатил прочь.

Глеб не стал задумываться над словами возницы. Мало ли кто и что говорит.

За три года, проведенные в плену у волхвов, Глеб сильно изменился внешне.