Изменить размер шрифта - +
Ясное дело, что ни в какую государственную казну доходы с этих земель не поступали. Они шли прямиком в узкие карманы камзола господина Хренорылова. Только сильнейшее влияние родственников Павла Николаевича позволяли ему ходить в первых советниках, но, поговаривали, под него уже давно копает начальник полиции господин Трупной Акакий Трестович…

— Доброго утра, — по обычаю сухо приветствовал Хренорылов садящегося Феофана Анастасьевича, — слышали новости?

— Довелось. Занятные дела начинаются. Скоро, небось, самого императора нашего из его же ложа украдут. Им только волю дай, — минимиз тронулся с места, под веселое гиканье извозчика и мелких пацанят, бежавших по каменному тротуару сбоку.

— Типун вам на язык, Феофан Анастасьевич. Как можно говорить такое?

— Само вырвалось, — пожал плечами Бочарин, — я, по причине своей специальности, знаете ли, имею право строить гипотезы. Вот и строю, как изволите видеть.

Хренорылов пробормотал что-то себе под нос, потом неожиданно извлек на свет пачку листов, туго прошитых капроном и скрепленных сургучной печатью с двуглавым орлом:

— Вот, Феофан Анастасьевич. Это вам. Лично от императора.

— Из воздуха вы их достали, что ли?

Бочарин принял листы и, не разглядывая долго, положил себе на колени. Рассмотреть дело можно было и вечером.

— Что-то я не совсем вас понимаю, Павел Николаевич. Для чего же тогда мне ехать к императору? Для чего такой шум? Могли бы прислать листы ко мне домой, я бы с удовольствием их принял, и не поднимаясь до завтрака с дивана.

Минимиз тряхнуло, извозчик громко выругался на лошадей и прибавил ходу.

— Понимаете, Феофан Анастасьевич, дело в том, что его величество император Андрей Второй желает лично дать вам некоторые ценные указания. Своими мыслями он не поделился даже со мной. Возникшая ввиду совершенного преступления проблема сильно сказалась на работе многих государственных учреждений города. Государь сильно озабочен. Он рассчитывает на вашу помощь и на скорое раскрытие дела. Надеюсь, вы не подведете.

— Я тоже надеюсь! — Феофан Анастасьевич откинул темную занавеску и стал задумчиво разглядывать проносящийся пейзаж, — а как все-таки странно, вы не находите? Именно тринадцать похищенных, и не больше и не меньше?

— Вы суеверны? — осведомился Хренорылов, — или же начали задумываться над преступлением?

Бочарин посмотрел на длинный нос Хренорылова, который покрылся капельками пота, поскольку температура в минимизае перевалила за тридцать градусов тепла, и отметил про себя, что первый советник императора похож не только на телеграфный столб, но еще и на виселицу. Особенно серостью.

Виселиц Феофан Анастасьевич навидался много. Еще при первой Большой Резне Германское правительство распорядилось выстроить вдоль разрушенного Берлина забор из виселиц, на которых болтались мертвые российские солдаты. Это было подавляющее зрелище. Бочарин и несколько подчиненных солдат из его взвода лично занимались тем, что подрывали столбы динамитом и хоронили порядком подгнившие и отвратительно воняющие тела…

— Знаете, Павел Николаевич, раскрытие всех преступлений неизменно начинается с поиска ответов на несколько основных вопросов. Во-первых, нужен мотив. Во-вторых, нужны улики!

— А при чем тогда здесь число тринадцать? — судя по лицу Хренорылова, он не хотел вступать в диалог, но иного способа отвязаться от следователя не находил.

— Возможно, оно что-то и значит, а, возможно, что и нет, — пожал плечами Феофан Анастасьевич, — я и сам не понимаю, почему подумал вдруг об этом числе. Все равно странно. Это похищение уже само по себе таинственное…

— Не сгущайте краски, Феофан Анастасьевич, — заметил Хренорылов, заталкивая пенсне пальцем на самый верх переносицы.

Быстрый переход