Анна выглядела на все свои сорок с хвостиком лет. Он была объемной женщиной. Всегда носила черные, широкие платья без всяких украшений, черные перчатки и черный же пушистый веер, закрывая им нижнюю часть лица при встрече с незнакомыми мужчинами. Ее глаза впечатляли — большие и голубые, с длинными ресницами. В былые времена, еще до замужества, Анна покоряла сердца мужчин именно своим томным и проникновенным взглядом. Однако в присутствии Елизаветы Анна не скрывала ничего и выглядела как обычная, пресытившаяся жизнью женщина с морщинками в уголках глаз и на щеках, с дрожью в руках и тяжелым дыханием. При виде появившейся Елизаветы, Анна, до этого сидящая в кресле и разглядывающая свое изображение в овальном зеркале, приподнялась и поспешила навстречу девушке, приподнимая руки для объятия.

— Как я рада вас видеть, сударыня! Вы одни этим жарким днем способны вызвать во мне радость, уверяю вас!

— Ах, что вы говорите. Я так рада, что могу угодить вам! — обнявшись, женщины прошли за стеклянный столик и сели в кресла. Переодевшаяся в домашнее Маша уже вносила в зал поднос, на котором стояли чайничек, чашки и блюдо с пирожными. Елизавета знала давнишнюю слабость Анны к сладкому.

— Я решила заглянуть, — сказала она, — поскольку узнала, что брат ваш, Феофан, занялся этим чудовищным преступлением, которое потрясло вчера город.

— Что же произошло? — Елизавета принялась разливать душистый чай с малиной по чашкам.

— А вы разве не знаете? — удивилась Анна.

Елизавета призналась, что со вчерашнего утра находится под впечатлением других событий, и рассказала о чудесном подарке Пахома Пахомовича. Анна выразила восхищение и пожелала Елизавете приятно провести вечер, однако же, большего выспрашивать не стала, что Елизавету немного озадачило. Она-то думала, что Анна пришла именно по этому поводу. Но женщина продолжила свой уже начатый разговор:

— Тринадцать господ были похищены вчера в городе. Все — самые близкие люди императора, представляете? Что примечательно, нет никаких следов похищения, очень мало свидетелей и, говорят, что их похитил сам сатана!

— Не стоит упоминать имя его в моем доме, — Елизавета перекрестилась, — этого еще не хватало в городе!

— Вот и я говорю, — Анна надкусила пирожное, и на лице ее отразилось неподдельное наслаждение вкусом. Положив веер на столик, она взяла чашку с чаем, — уму непостижимо! У нас война идет, императора батюшку свергнуть хотят, рабочие и солдаты бунтуют, а тут еще и такие дела! Никак, конец света грядет, верно вам говорю!

— Что же вы так уныло? — спросила Елизавета, — вы женщина прагматичная, столько всего пережили. Вам радоваться надо, что в семье покой и при деньгах, а вы грустите. Вот у меня тоже папенька ееще на первой Резне погиб, а маменьки я и не помню, но в грусть впадать не собираюсь.