Восторг поугас. Иван встал и принялся отряхивать брюки. Грин молча разглядывал его и курил.
— Слушай, — сказал Грин наконец, — ты можешь уйти, если хочешь. Я тебя принуждать и не подумаю. Если не выдерживаешь, давай, брось это дело.
У Ивана на глаза навернулись слезы.
— Я не такой несуразный, как ты думаешь, — сказал он с горчайшей обидой, не на Грина, а на собственную постыдную слабость. — Никуда я не уйду. И тебя не брошу.
— Ты же боишься.
— Ну и что?! — выкрикнул Иван в тоске. — Я и в горах так же боялся — справился же!
И соврал.
Страх в горах и в сравнение не шел с ледяным парализующим ужасом перед разверзнувшейся бездной преисподней. Иван с невероятным наслаждением бросил бы все это — если бы Грин сказал: «Больше не будем, мне надоело». В последнее время Иван изо всех сил заставлял себя веровать истово — но, несмотря на веру и желание бороться со злом в меру своих сил, все равно думал: «Сдались ему эти вампиры…»
— Я попробую ее поискать, — сказал Грин. — Мы в их пространстве, может, получится. А ты можешь идти домой, если хочешь, правда. Метро еще работает.
— Я с тобой, — сказал Иван упрямо, хотя внутренний голос твердил: «Идиот, идиот, беги!» — Я тебя прикрою.
— Хорошо, — сказал Грин. — Пойдем пешком.
Иван взял рюкзак. Факт наличия в рюкзаке могильного заступа его успокаивал больше, чем нож в кармане: Иван точно знал, что вампира можно убить заступом, но сомневался насчет лезвия, покрытого тонюсеньким серебряным напылением. Грин сунул пистолет под куртку за ремень и направился к подворотне.
Ивану волей-неволей пришлось идти следом. Изнанка старого города — дворы-колодцы без единой искорки света, тупики, воняющие мочой, пронизывающий холодный ветер, гуляющий по подворотням, гудящий в проводах, грязная наледь на асфальте — все это было нестерпимо. Одинокий тополь посреди загаженного двора скорчился, как обгорелый труп. Зеленая звезда цинично подмигнула в квадрате неба, в бурых клочьях несущихся туч. Молчанье и тьма высасывали из души последние остатки уверенности в себе.
Иван вытащил заступ из рюкзака и сжал в руке гладкую рукоять, которая казалась теплой на контрасте с жутким холодом ночи. Это простое действие успокоило его, как успокаивало, бывало, наличие полного боекомплекта. Иван сосредоточился изо всех душевных сил, желая действительно ощутить присутствие затаившейся твари из ада.
И ощутил. Свежий холодный ветер вдруг донес тошнотворный запах распада. Ивану захотелось обнаружить его источник, несмотря на все объяснения Грина, и он решительно повернул к освещенному проему арки, ведущему на большую улицу.
— Ты куда? — спросил Грин удивленно. Он держался самых темных мест и выглядел, как ищейка, пытающаяся взять след.
— Мертвечиной воняет, чуешь? — Ивана занесло. Страх вдруг исчез, пришла злость, желание что-то доказать себе, даже намек на азарт. — Может, трупак ходячий?
— Чушь, вампиры так никогда не пахнут, — отмахнулся Грин. — Она бродит где-то тут, я чувствую, а тебя понесло Бог весть куда…
— Грин, я тоже чую кое-что! — в неожиданном и радостном волнении Иван даже повысил голос. — Хочешь, посмотрим — и назад?
— Ладно, — Грин вытащил пачку сигарет. — Только быстро.
Они прошли под аркой.
Улица была ярко освещена фонарями. Ночной магазинчик с водкой и шоколадом сиял и переливался золотыми и красными лампочками. Улица казалась спокойной, как девичья спальня — если бы не усиливающийся запах падали, смешанный с жирной струей дешевого и ядовитого дезодоранта и жевательной резинки «Дирол». |