|
День похож на сумерки, утро похоже на вечер. Ивану стало зябко. — Ты праведник, Грин? — спросил он, когда стояли на трамвайной остановке и курили. Грин коротко рассмеялся, промолчал. — Ты воюешь за всех? — снова спросил Иван. — И за этих трепаных бабок, которые к твоему Богу никакого отношения не имеют, в смысле — понятия не имеют, как это «любить ближнего»? Грин пожал плечами. — Вообще-то, мне наплевать, — сказал он. — Я Богородицу люблю. Очень. А тварей ненавижу. И все. И не доставай меня своей философией. Трамвай идет. Грин позвонил в одиннадцатом часу. — Ты бы сказал своему вежливому товарищу, что для бесед существует день, — заметила мама, передавая трубку. — Я, конечно, понимаю все, но тут уже не Кавказ… — Ты чего так поздно? — сказал в трубку Иван, совершенно автоматически, просто под мамину диктовку. — У тебя склероз начинается? — саркастически осведомился Грин. — Сегодня — полнолуние. Я с пяти жду твоего звонка. Ты, вообще, как, собираешься идти или передумал? Иван немедленно затошнило. — Иду я, иду, — сказал он хмуро. — Просто мама недовольна, что я по ночам… — Ванюха, сколько тебе лет? — Я же сказал — иду. — Уже темно. Через полчаса я за тобой заеду, — гудки. Иван повесил трубку. — Мам, — сказал он, — я ухожу. — Куда опять на ночь глядя? — мама действительно была недовольна. Мама всегда была страшно недовольна, если Иван собирался отсутствовать дома. Мама с трудом и только под папиным нажимом пережила его службу в армии и его командировку в «горячую точку». Когда Иван вернулся домой, мама вздохнула с облегчением, оттого что ее мальчик теперь будет проводить вечера в кругу семьи, как это было до армии, будь она неладна. И вот теперь — Грин. — Мама, мне двадцать лет, — сказал Иван, понимая, что это звучит неубедительно. — Для меня ты всегда будешь моим маленьким Ванюшей, — сказала мама, и это прозвучало убедительно на все сто. — Ты уже забыл, что такое Питер. Ты вернулся с войны целым, слава богу, и я никогда себе не прощу, если какие-нибудь подонки пырнут тебя ножом в подворотне. — Послушай, мама, но мне нужно… Глаза мамы наполнились слезами. — Знаешь, мой дорогой, — сказала она с вселенской печалью в голосе, — я ничего не имею против твоих армейских друзей, но мне кажется, что этот молодой человек… — Знаешь, — перебил ее Иван жестко, насколько смог, — этот молодой человек был командиром моего отделения. И был ранен, почти смертельно, вытаскивая нас из-под обстрела. Я уж не говорю — раза три спас лично меня. У него никого нет, он живет один, и не вполне оправился от ран. Я могу посидеть с ним вечером? Мама резко изменила тактику. — Ты не говорил мне об этом раньше. — Чтобы тебя не расстраивать, — буркнул Иван. — Как нехорошо с твоей стороны, Ванюша, что ты до сих пор ни разу не пригласил его к нам, — сказала мама с укоризной. — Мне очень жаль, что я до сих пор не знакома с твоим другом. Ты сам говоришь, что ему грустно в одиночестве вечерами — а что ты сделал, чтобы это изменить? Вы ведь пьете вместе, так? А куда лучше было бы посидеть в домашнем кругу, выпить чайку с пирогом, послушать музыку, побеседовать… Папа отпросился бы пораньше. А то можно позвать Лидочку с подругой… Иван представил себе Грина в семейном кругу. Ему почему-то стало нехорошо, но он кивнул. |
